– А за грибами никак сегодня? – Я вопросительно посмотрел на чернеющую вдали кромку леса.
– Ну, это как посмотреть. – Юра оторвался от раковины. – В лесу после такого дождя делать нечего. Ты там просто утонешь без сапог. А грибы – можем купить на станции, хоть ведро, хоть два. Привезешь Наташе, чтобы оправдать поездку.
– Знаешь что! – Я вдруг представил Наташу, ее лицо, улыбку, если бы я рассказал ей об этом предложении. – Мне нет нужды оправдываться перед Наташей. У нас нет секретов друг от друга, и нас это полностью устраивает
– А зря. Привез бы ей пару ведер белых, подосиновиков, она была бы довольна. – Юра говорил примирительно, как бы успокаивая меня.
Мне стало неловко за свою резкость. Юра – мой старинный и самый близкий друг. Человек, с которым я учился в школе с первого по десятый класс. Он знал все мои секреты и недостатки. Он никогда не забывал обо мне и не предавал. Наверное, за столько лет дружбы мы стали настолько близки, что нам порой не нужны слова, чтобы доказать свою преданность и дружбу. В общем, для меня Юра был настоящей опорой, одним из корней, которые привязывают нас к месту на земле к самой жизни. И хотя в последние годы мы виделись с ним редко, три-четыре раза в год, для меня он оставался самым близким и желанным другом.
Несколько лет назад он купил себе небольшой домик на окраине Наро-Фоминска, и теперь жил здесь практически не наведываясь в Москву. До своего переезда Юра работал художником – оформителем в известном киноконцертном зале. В основном он рисовал огромные плакаты, афиши с рекламой фильмов или готовящихся гастролей. Но, иногда, писал, как он это называл, для души. Несколько раз участвовал в выставках и даже сумел продать часть своих работ. На вырученные деньги он и приобрел этот домик. В Москве у него остались две жены и два сына, по одному для каждой их жен. Он не любил вспоминать свою семейную жизнь и всегда болезненно относился к этой теме. Мне не стоило подчеркивать свои близкие доверительные отношения с Наташей, чтобы не вызвать неприятные воспоминания о его московской жизни.
Юра сел за стол и улыбнулся.
– О чем задумался, Андрюш? Ты какой-то тихий сегодня.
– Извини, если я был излишне резок. Этот дождь, да и вообще, настроение. Какое-то упадническое.
– Скорее – осеннее. Я уже привык к этому. Здесь я часто остаюсь наедине с природой, и научился улавливать ее настроение, ее оттенки. Это может показаться тебе странным. Но, каждое состояние природы, леса, этого заброшенного поля имеет свою гамму, свой цвет, свои оттенки. И малейшее изменение влияет на восприятие пейзажа, и соответственно меняет наше внутреннее состояние, настроение.
Посмотри за окно: серый дождь действовал угнетающе. Тебе не хотелось видеть эти темные тучи, слышать бесконечную дробь по подоконнику. Сейчас, когда все стихло и выглянуло солнце, тебя охватило тихая грусть. Ты настроен на медленное, созерцательное восприятие происходящего. Не хочется никаких действий. Только ты и это заброшенное поле, кусочек леса и немного теплых воспоминаний об ушедшем лете. Осень – прекрасное время чтобы переосмыслить свою жизнь. – Юра смотрел на меня внимательно, не отрывая глаз. Не знаю почему, но мне вдруг стало неуютно от его взгляда.
– Да ты – поэт, Маришин. – Иногда мы обращались друг к другу по фамилии, чтобы подчеркнуть значимость своих фраз.
– Нет. Ты не подумай, что я иронизирую. – Я похлопал его по руке. – Я серьезно. Ты же всегда мечтал заниматься чистым творчеством. Здесь на природе, я думаю, у тебя наилучшие условия для этого. Ты же понимаешь, как это важно – выразить себя. И судя по твоим наблюдениям, у тебя получается.
