– Именем федерального закона, – произнес мушкетер; негромкие слова в подъезде прозвучали гулко. – У меня на руках постановление Мещанского суда города Москвы об описи имущества господина Тусминского Кирилла Семеновича по иску гражданки Дятловой, бывшей Тусминской. Со мной помощник пристава господин Никитин, а также двое понятых. Не соблаговолите ли допустить нас в дом?
Пока мушкетер произносил эту речь, лица помощника и понятых менялись: в них проявлялось тихое торжество, отчего вся группа на лестничной площадке стала выглядеть как сцена народной драмы. Лицо Тусминского тоже менялось, пусть и в ином направлении. Хотя происходящее по всем признакам напоминало розыгрыш, сердце Кирилла Семеновича сразу уверилось, что это не розыгрыш. Тем не менее он попытался отмахнуться от собственного сердца:
– Это что еще за утренник? Я на работу опаздываю. Вы хоть понимаете, сколько стоит минута моего рабочего времени?
Тут Тусминский вдруг сообразил, что когда речь идет о разделе имущества, не стоит набивать себе цену.
– У вас, простите, в туалете непорядок, – сообщил Савич, указывая на шелковый галстук, свернувшийся у ног Тусминского.
Тусминский поклонился галстуку и мушкетеру, потом трясущимися пальцами набрал какой-то номер (кнопки пищали и фосфоресцировали зеленым огнем):
– Лиза! Ты что же творишь! Я тебе целую квартиру отдал в Братеево, на дачу со своим хахалем ездишь, когда хочешь. Как сыр в масле! Какого тебе еще нужно? Але! Але!.. Бросила трубку.
– Господин Тусминский! – внушительно произнес мушкетер. – Лучше всего будет, если мы сейчас в вашем присутствии опишем имущество и тут же уйдем. Потом вы можете оспорить в суде претензии бывшей супруги, и все вещи останутся на своих местах. Нам не придется звать подкрепление, таранить прекрасную дверь. Мы просто выполняем свой долг, как и вы, вероятно, исполняете ваш.
Брезгливо отшвырнув галстук, Тусминский отступил в глубину прихожей.
– Давайте, описывайте. На здоровье. Ты бы знал, на какую миледи работаешь! Квартиру ей отписал целиком. Не сарайку! Вон клюшку ребенку купил, смотри. Ее делить будем?
Кирилл Семенович потрясал маленькой пластиковой клюшкой канареечного цвета. Через минуту он сдавленно кричал из спальни:
– Аня, все переноси на завтра! Дома авария, нет, никак не могу. Потом, потом!
Понятые с робким любопытством посматривали на висящую картину, где дебелая нимфа в прыжке тянулась к чайке, вперившей в прелестницу восторженный взгляд.
•
– Юр, ты бы одевался как человек, это я тебе как друг говорю. – Помощник пристава Никитин то обгонял широко шагающего Савича, то отставал, с ненавистью глядя на алую изнанку василькового плаща. – Мы же государственные люди, а не цирк с конями.
Никитин перешел в службу судебных приставов недавно и попал в подчинение Савича, который был вдвое моложе его. И серая щетина на маленькой голове, и короткий острый нос, и глаза Никитина казались всегда сердитыми, точно подтверждали воробьиную готовность броситься в драку.
– Главное – долг мы исполнили, – примирительно отвечал мушкетер. – Теперь насчет платья… Судьи облачаются в черные мантии, обратите внимание. Не в деловой костюм, не в мундир. Это прямо в законе прописано. Почему?
– По кочану. Все люди как люди, один ты в пижаме с галунами. Перед клиентами неудобно.
– Потому, – спокойно продолжал Савич, – что закон и справедливость не прячутся в толпе, не сливаются с ней. Мы рыцари, господин Никитин, мы приходим из предания, из вечности. Это должно быть видно сразу, с первого взгляда.
