Императрица задумалась.
- А наградой… наградой… скажем, звание первой красавицы Арсийской империи… и в доказательство того – венец драгоценный из моих рук. Той, что второе место – ожерелье… ну и за третье – серьги. Так оно интересней будет… найдете в сокровищнице что-нибудь подходящее. Ах да, и еще напишите, что все три девушки получат место при дворе…
Лешек кивнул.
И кляксу попытался стереть, да не вышло.
- А почерк у тебя по-прежнему отвратительный, - со вздохом констатировала императрица. – И вообще бестолочь ты…
…пусть так. Зато свободная.
Во всяком случае, пока.
2. Главы 2
Глава 2
Ныне, разложивши снимки по порядку, Лизавета Гнёздина, девица совершенно неприличых для девичьести своей двадцати четырех с половиной лет, благородного сословия, вынуждена была признать, что особенно хорошо вышла задница. Оно, конечно, радости с того немного, поелику цензура заднице, пусть и чиновничьей, и снятой не без толики художественного таланту, не обрадуется. Да и не увидит, ибо Соломон Вихстахович при всей низкости своей натуры, по мнению многих, обусловленной исключительно принадлежностью к подлому сословию, склонности к эпатажу и любви к деньгам, был человеком весьма осторожным. И пусть подцензурному дьяку он исправно кланялся, что окороками, что гусями, что обыкновенными конвертиками, которым дьяк радовался куда больше, нежели окорокам с гусями, однако вот…
Нет.
Не напечатает.
А жаль, ибо задница и вправду хороша. Кругленькая, аккуратная, степенная где-то даже. И выразительности в ней куда поболе, чем в ее, так сказать, обладателе. Вон, даже любовника своего целует с физией преравнодушнейшей, будто не к живому человеку, но к знамени прикладывается.
Лизавета со вздохом убрала снимочек.
Ничего, ей и прочих доволе.
А уж сударю Бжизикову, коллежскому асессору[1], отмеченному двумя медальками и одним орденом, и тем более хватит.
Она разложила снимки.
Вот первый, который публиковали в свадебной газетенке. Не забыть бы на нее сослаться… здесь жених, еще в чинах малых состоящий, хмур и несчастен, а вот невеста прехорошенькая.
…беленькая, кучерявенькая.
Губки бантиком.
Бровки треугольничками. На личике – величайшее удивление, будто бы не в состоянии она была понять, как позволила соединить себя со столь скучным типом.
А вот еще один снимочек, из семейного архива…
…пришлось заплатить горничной целых пять рублей, и эта трата до сих пор отзывалась у Лизаветы болью. Но что поделать, месть – дело дорогое. Да и за статью ей заплатят… заплатят-заплатят, никуда не денутся. А снимочек своих денег стоил.
Сударыня Бжизикова с сыном и супругом, на которого сын похож примерно, как скаковой жеребец на старого осла… зато весьма похож на троюродного братца Бжизиковой, человека подлого сословия и невысоких моральных качеств. Подвизался он в личных помощниках некой состоятельной вдовы, за что имел неплохой оклад, который с легкостью спускал за игорным столом.
…мальчик взял от него огромные очи весьма характерного разрезу и пепельный оттенок волосы.
Лизавета почесала пером кончик носа.
Писать?
Или сами догадаются? Нет, навряд ли… уж сколько она работает, успела усвоить, что, может, кто и догадается, да вовсе не о том, о чем следовало. Стало быть легонько, намеком-с… и снимок счастливого семейства, дабы каждый имел возможность убедиться, что Бжизиков-младший – истинно копия своего отца. Да не того, с которым матушка венчана.
