- Витя, не кипишуй. Наймёшь няню, она будет следить, чтобы девочка ничего не трогала. Уберёшь всё из зоны доступа…
Михаил, похоже, тоже не видит в случившемся ничего криминального. Но разве ж этого индюка можно переубедить?
- О боже! В который раз убеждаюсь, что эта авантюра не для моих нервов! Какой-то театр абсурда.
- Да перестань ты паниковать! Всё образуется. Дети – это не так страшно, как кажется на первый взгляд. Пакости они начинают творить, когда становится скучно. Ну и когда перед носом много соблазнов. Если их развлекать, все запрещённые вещи убрать повыше, всё чётко организовать и спланировать, то будет порядок!
У Штейнберга звонит телефон, он выходит из кабинета, чтобы ответить.
А мне вдруг становится безумно смешно. Большой и грозный мужик устроил истерику, рассердившись на маленькую девочку. Можно подумать, она натворила что-то такое непоправимое. Не могу сдержать улыбку.
- Смеёшься? Учти, я потом вычту всё это из твоих денег!
- А ты, оказывается, не только похотливый кобель, который использует людей для удовлетворения своих прихотей, но ещё и мелочный жмот! Моя Иришка – нормальная, активная и любознательная девочка! А ты ведёшь себя просто ужасно!
- Попридержи язык! Ты тут пока ещё никто. Сама тоже далеко не святая! Плакала крокодильими слезами, когда я уезжал, и тут же прыгнула в койку к другому! Когда ты залетела? Через неделю, через две после моего отъезда? От восьмого июня отнять девять месяцев несложно! Если я – похотливый кобель, то кто тогда ты?
- Что? Что ты себе позволяешь? – я потрясена…
- Говорю прямо то, что о тебе думаю. Так что не строй из себя святую. У самой рыльце в пушку. Угомони своего ребёнка и подумай, как сделать так, чтобы впредь она ничего тут не трогала.
- Дядя, нельзя злиться и кричать. Ты лопнешь от злости. Как воздушный шарик, – вмешивается успокоившаяся Иришка. – Бах, и нету, – разводит руки в стороны.
Дочка смотрит на него серьёзно. Её слова ни капли не успокаивают Виктора, наоборот, он собирается продолжить свой гневный монолог, но я выпаливаю:
- Слушай, если ты такого плохого мнения обо мне и моей дочери, то зачем весь этот цирк? Найди себе другую – святую с правильным ребёнком, который будет спокойно сидеть там, где его посадят, и смотреть в одну точку.
- Было бы у меня чуть больше времени – нашёл бы!
- Какой же ты урод!
Он воспринимает мои слова спокойно. Просто пожимает плечами.
- Не просто урод, а богатый урод. Называй вещи своими именами. И за это ты готова мне всё простить, правда?
Он уже выпустил пар, в голосе нет ни тени истерики или недовольства, а лишь сплошной неприкрытый цинизм. Зато я завожусь и мысленно становлюсь в стойку, чтобы прыгнуть и вцепиться ему зубами в глотку.
- О, а у вас всё тихо-мирно? – Штейнберг возвращается. – Я думал, вы тут всё разнесёте. Вон, полный сервант посуды. Как-то даже скучно с вами.
- Миша, не начинай… Лучше отвези нашу гостью с терминаторшей домой. А я распоряжусь, чтобы здесь убрали, и отдохну. Иначе завтра буду, как варёный овощ, устал как собака. Вот это вот, – показывает в сторону Иришки, – для меня слишком.
- А как же ты собираешься играть роль её отца, если она тебя так раздражает? – какой-то чёрт кусает меня за пятую точку, и я решаю Виктора потроллить.
- Как? На успокоительных! Михаил, запиши себе, пусть врач назначит мне что-то посильнее. Иначе, боюсь, не справлюсь с главной ролью в твоём спектакле.
