– Полагаю, Низа и в постели хороша?
– Я не пробовал, на ней была красная лента. Но телом гибка, так что, думаю…
Он осекся, напоровшись на взгляд Ванессы.
– Ты точно спятил, раз не стыдишься говорить такое. Как только повернулся твой язык?! Если захочешь продолжить этот разговор, то собери остатки ума и крепко подумай, не выставлю ли я тебя на улицу.
– Ты ревнуешь?.. – кротко спросил Рико. – Не нужно, ведь я люблю только тебя.
– Я ревную? Ах-ха-ха! Чтобы я, белокровная леди рода Людмилы, ревновала к лошаднице?! Ступай на корабль Грозы и обласкай всех, кого там найдешь, включая самого шавана, – я даже глазом не моргну!
– Тогда в чем дело?
– В деньгах, дорогой. Конечно, в деньгах! Миловидная, с душою, гибкая, не ленивая… да с красной лентой – значит, возможно, девственница. Тут пахнет сотней эфесов! А мне ты не можешь дать и двух!
– Ну, с Низой кое-что немножко неладно… Так что не думаю, что за нее запросят больше двадцати…
Ванесса поднялась.
– Все, довольно. Я устала от жалости к себе и от твоей глупости. Даже не хочу знать, какой такой изъян у твоей избранницы. Должно быть, она безумна, как ты – мне никакого дела. У нас нет двадцати эфесов! Нет и пяти, даже одного нет! А мне нужен крытый экипаж и дюжина новых нарядов, и нянька детям. Пока не получу всего этого, не смей даже заикаться об альтессе!
С тем Ванесса-Лилит отправилась спать.
А Рико долго еще сидел за пустым столом и думал о Низе – гибкой, изящной, упругой… смуглой – но даже это почему-то в радость. И глаза у девушки особенные, о том он не сказал Ванессе. Глаза белокровных – большие, чувственные, нежные… это сверху, а всмотрись вглубь – увидишь затаенную злость. У Низы – наоборот. Жесткий, хищный прищур кочевницы: таким взглядом смотрят поверх стрелы, наложенной на тетиву. Но глубоко под броней прячется нечто трепетное, хрупкое.
* * *
Последующие дни архитектор счастья провел в большом волнении. Три человека не давали ему покоя. Первою была, конечно, Ванесса-Лилит – безмятежно спокойная, как притихший вулкан, над жерлом которого курится дымок. Вторым – купец Хорам. Он вел себя весьма достойно: вновь придя в гости к Рико, принес в подарок амфору прекрасного вина, а одет был на этот раз так, что даже Ванесса одобрительно хмыкнула. Однако вот беда: купец продолжал лелеять свою печаль по умершей невесте. То и дело зрачки Хорама меркли, будто обращались внутрь себя, а на самые пламенные речи он отвечал кратко и сумрачно: «Да, мой друг… Конечно, ты прав… Вот только не лежит душа…» Меж тем, тянуть было нельзя: корабль Грозы скоро уйдет, а когда прибудут новые пленницы с Запада – неизвестно. До того времени, чего доброго, иноземец освоится в Лаэме и уже не будет нуждаться в помощи Рико!
Была и еще одна причина, что не давала архитектору счастья покоя: Низа. Если бы кто-то в Лаэме приобрел ее, Рико сохранил бы надежду со временем разжиться деньгами и перекупить, вернуть. Но тех считанных минут, что Рико видел Низу, хватило ему, чтобы увериться: никто ее не купит. Изъян Низы таков, с которым ни один славный господин не станет мириться. Ни возьмет ни за двадцать монет, ни за десять, ни за так. Девушка уйдет вместе с кораблем Грозы, и Рико никогда больше ее не увидит. Что станется с нею на Западе – даже подумать страшно. Неходовой товар – обуза для торговца. Никакого резона хранить.
Рико обошел всех друзей-приятелей с одною и той же просьбой. Знакомцев у него хватало, многие не только жали руку при встрече, но и горячо обнимали, как брата. Ответ у всех был одинаков:
