Поэт вернулся на место и одним глотком прикончил остывший кофе.
– Коньяку бы, – сказал он, помолчав. Застонал. – Как в глаза теперь смотреть, как за руку здороваться? Мерзко это. Противно.
– Ты говорил, что шурин друга твоего в суде работает.
– У Мишки-то? Верно, следователем.
– И как о нем отзываются?
– Лично не знаком, но слыхал, что человек великой нравственности. Но к чему тебе? Уж не задумала Аксинья жаловаться после стольких лет?
Лиза потерла уставшие глаза.
– А что прикажешь? Всё забыть?
– Забыть не забыть, а где она раньше была? – Павел Андреевич вновь поднялся. – Как бы то ни было, пусть сама разбирается. Нам в эту историю лезть не с руки.
Поэт говорил вполголоса, не глядя на жену.
– Барышев подлец… возможно. Но не ко времени нам ссориться с серьезным человеком. Мое имя рядом с ним имеет вес, к моему сборнику присмотрелся столичный издатель…
Он обернулся, и Лиза впервые увидела столь сильную досаду на лице супруга.
– Зачем ты мне только это рассказала?!
Но отнюдь не досада жгла сердце самой Лизы. Вместе с этим пониманием пришла и решимость. Поэтому, когда на следующий день, отдохнувшая и собранная, сидела в кабинете судебного следователя, голос звучал уверенно, а глаза блестели живым огнем.
– Не соизволит ваша милость сам расспросить прислугу и убедиться в правдивости моих слов? – добавила Елизавета Васильевна, закончив рассказ. – Видите ли, Аксинья девушка скромная, из простой семьи, ей боязно жаловаться на господина, пускай и бывшего. Наотрез отказалась предавать огласке! Вот если вы с ней поговорите… Перед лицом закона она не осмелится отпираться.
Если вам понравилась книга, поддержите автора, купив полную версию по ссылке ниже.
Продолжить чтение
