Билигма, несмотря на все свои чародейские возможности, ощутимо состарилась за прошедшие годы. Окружающие её простые люди не могли без внутренней боли смотреть на неё, ведь её образ чётко провозглашал: будь ты хоть сто раз мудрецом и колдуном, старость придёт и за тобой. Как признавалась сама Билигма, былое сражение, когда ей пришлось собрать все силы, чтобы обрушивать на врагов огненные шары, а потом обвалить взрывом часть холма, вконец измотало её. После того боя она несколько дней лежала не поднимаясь, не имея сил даже самостоятельно держать чашку с чаем. Конечно, силы постепенно вернулись к ней, но, казалось, что с этой схваткой в ней надломился какой-то стержень или иссяк некий источник. Она сильно изменилась.
Теперь она прибегала к чародейству редко и осторожно, не расходуя много сил за один раз. Она стала бояться, что отныне малейшее перенапряжение может напрочь убить в ней все колдовские способности. Из-за этого Билигма, и так не слишком общительная, стала совсем замкнутой. Она не испытывала злости или досады на непрошенных гостей – Хару и Шиму – хотя, не будь их, ей не пришлось бы вступать в бой. Всё же, окружающие чувствовали некую вину перед ней и старались лишний раз не надоедать старой волшебнице просьбами и вопросами. Ей же это претило ещё больше, так как ей начинало казаться, что она уже никому не нужна с растраченными и иссякающими силами, и нет с неё никакого толку.
Разумеется, за прошедшие годы состоялся не один важный разговор между Билигмой, Хару и Мэргэном, но всё же общее чувство неловкости не покидало людей, когда они общались с колдуньей или были вынуждены о чём-то её просить. Она же в свою очередь опасалась делать нечто большее, чем просто помогать советом или колдовать по мелочам, хотя порой страстно желала собрать воедино все свои оставшиеся силы и разразиться чем-то по-настоящему выдающимся.
Вот и сегодня Хару с Мэргэном пили чай в юрте чародейки, по внешнему виду расслабленные, но внутри горящие желанием, чтобы всё поскорее закончилось. Только Шима и Бато ощущали себя свободно и тихо обменивались какими-то шутками. Шима вообще относился к Билигме словно внук к бабушке, что и неудивительно, принимая во внимание, сколько времени он провёл в детстве рядом с ней, усваивая различные практики, учась лучше владеть собой и не дать животному началу взять верх над человеческим.
Также в юрте присутствовали как всегда безмолвный Тагар и ещё одна женщина. Тагар мало изменился за прошедшее время. В той битве он был серьёзно ранен и чуть было не умер, однако заботы сиделок и его могучий организм позволили довольно быстро оправиться. Он стал, как и госпожа, ещё более замкнутым, делая исключение лишь для Шимы, с которым они понимали друг друга без слов. Никто другой не смог бы сказать, о чём думает этот великан, какое у него настроение, и вообще, испытывает ли он какие-либо чувства.
Вторая женщина лет около пятидесяти, всё ещё весьма миловидная. Впрочем, её миловидность не всегда бывала заметна из-за строгого взгляда тёмно-карих глаз и неумолимого выражения лица. Было очевидно, что в ней много внутренней силы от рождения, а суровые условия жизни в степи лишь приумножили эту силу. Иногда она кидала на присутствующих яростные взгляды, которые лишь отчасти смягчались на Мэргэне и Бато.
Гости и хозяйка пили чай и обменивались ничего не значащими замечаниями по поводу отличной погоды и хороших надоев. Женщину это немало раздражало. Она покусывала губы от нетерпения и стучала ногтем в тонкую фарфоровую стенку чашки. Остальные или и правда не замечали её возбуждения, или же пока предпочитали не обращать на это внимания. Наконец, она не выдержала и прервала Мэргэна, когда тот рассказывал, какой замечательный ягнёнок родился на днях.
