Билигма как будто и сама не ожидала от себя таких слов, однако сказанного не воротишь. Она отвела руки от лица и несколько секунд растерянно взирала на гостей, потом глубоко вздохнула и продолжила говорить:
– Всё так, Хару, я не знаю, что тебе посоветовать. Остаться здесь? И долго ли ещё прятаться, ведь и вправду тебя, возможно, уже никто не ищет. Хотя я полагаю, что так легко от преследований Ёшиды вы с сыном не отделаетесь. Уехать? А что, если ты попадёшь в ловушку, и все усилия пойдут крахом? Но, в конце концов, сколько ещё лет тебе скрываться здесь? Ведь для тебя вся эта обширная и богатая степь за холмами – это просто огромная тюрьма.
– Хороша тюрьма! – вмешался Мэргэн. – Хару может ехать, куда захочет, делать, что пожелает!
– Но у него есть граница, которую он не может пересечь. Холмы – дальше нельзя!
– Ну, для Хару здесь, может, и не очень привлекательное место, а вот для нашего народа это просто мечта. Ни с кем не надо делить пастбища, ни малейшей опасности от разбойников и похитителей скота. Посмотрите, как разрослись наши стада и отары! Да и мой народ размножился! Для нас здесь очень хорошо, и у меня, честно говоря, нет особого желания отсюда уходить.
– Всё верно, – кивнула Алтун, – но всё же госпожа права, когда говорит, что Хару в степи, как в заключении. Это не его мир, сколь долго бы он ни прожил в нём, это не его жизнь. Я думаю, его нужно отпустить.
Но тут подал голос и сам Хару:
– Друзья, спасибо вам за понимание и беспокойство. Мэргэн, ты знаешь, что я до последнего вздоха буду благодарен тебе за ту защиту, которую ты даровал мне. Поверь, твои жертвы я помню, и они были не напрасны. Билигма, ты спасла моего сына, не дала ему соскользнуть в звериную суть, помогла остаться человеком и научила удерживать равновесие. Никто другой не смог бы мне помочь в этом. И это также было не зря. Я верю, что перейдя гряду холмов, у меня будет шанс попасть на Олений остров и исполнить свои чаяния.
Билигма покачала головой.
– Хару, твои слова звучат красиво, но не более того. В тебе говорит сейчас страсть и желание чего-то нового. Но это неразумно. А разумно всё же подождать ещё. Это касается не только тебя, но и Шимы. Ты говоришь, что он полностью владеет собой и думаешь, что всё позади? Я лишь надеюсь на это. Никто не знает до конца, как и когда может вдруг пробудиться звериная натура, и будет ли возможность её удержать в узде. Пока что у Шимы всё в порядке. Но позволите, я немного расскажу о другом человеке?
С этими словами она обернулась к Тагару, который находился на своём излюбленном месте у входа в юрту. Там он чувствовал себя более уверенно, видя внутреннюю обстановку и имея возможность первым реагировать, если кто-нибудь заходил с улицы. Когда колдунья вопросительно взглянула на него, он пожал плечами и молча вышел из юрты, всем своим видом показывая, что он не горит желанием слушать рассказ Билигмы. Как только Тагар ушёл, она продолжила:
– Как вы поняли, это касается Тагара. Хару, ты полагаешь, что Шима это первый ребёнок, встретившийся мне, в котором сочетаются звериное и человеческое. Это не так. Первым много лет назад был Тагар. Я и сама была тогда молодой девушкой, всего-то на дюжину лет старше его. Тогда я много путешествовала по всей степи, набиралась ума-разума, искала то одного мудреца, то другого. И вот меня занесло на самый север, туда, где степь переходит в лес, уходящий всё дальше и дальше. Места там суровые, людей почти нет. А те, кто есть, не кочевники, как вы, а охотники. Они бродят по лесам, иногда заходят в северные степи, но всегда возвращаются обратно. Жить там особенно опасно из-за дэвов, да и другое зверьё крупнее и злее, чем здесь. Но и там жил один чародей, к которому я непременно желала попасть. Я с большим трудом смогла отыскать хоть какие-то его следы и отправилась за ним. Говорили, что он понимает язык животных, может общаться с ними. Разве я могла отказаться посетить такого мудреца?
