– В чем дело?
– Я вам писал. Мне нужно с вами поговорить. Это очень важно. Я не могу по телефону.
– Что-нибудь случилось?
– Пока ничего.
– Ну так оно и подождет, – резко сказал Ансгар. – Я сегодня весь день занят.
– Я понимаю, что очень отвлекаю, но это дело не терпит отлагательств.
– Если вы понимаете, что отвлекаете, тогда будьте добры, не отвлекайте!
– Ансгар! Подождите! Я готов поехать с вами в библиотеку, если вы позволите…
– Не позволю!
Ансгар отключился и на всякий случай заблокировал контакт «Аркол». Потому что если говорить о людях, готовых отпилить себе голову во имя мировой гармонии, то их в жизни Ансгара Мерца и так было слишком много.
*
Месяц назад напротив дома доктора Мерца наконец-то достроили торговые помещения, и первый же магазин, открывшийся в новом здании, оказался магазином дубленок и шуб. Тут господину Мерцу опять не повезло с историческим периодом: если раньше человек носил шкуры и не рефлексировал, то ныне обилие неизбежных при перенаселении неврозов по закону больших чисел перешло в новое качество, приведшее пред очи некроманта антимеховое народное движение. Пикетируя магазин, движение мерзло на осеннем ветру с плакатами о том, что норки, мол, тоже люди.
Ансгару Фридриховичу было одинаково наплевать как на норок, так и на людей. Все его моральные травмы были совсем на другую тему. Однако настал злосчастный день, когда антимеховые представители ему, проходящему мимо, что-то положительное сказали про его холодную куртку с китайского рынка. Мол, так и надо. Вот образ жизни, достойный подражания.
Ансгар никогда не рассматривал свой образ жизни в подобном ключе и сейчас чувствовал себя немного озадаченным, как, наверно, ощущал бы себя на его месте любой человек, обвиненный в достижении чужой цели. Цели, которую он в общем-то, перед собой никогда и не ставил. Поэтому, остановившись в замешательстве, он вгляделся в антимеховые плакаты, что призваны были шокировать обывателя, давно растерявшего закалку межвидовой борьбы. Ответа не нашел. Надписи на плакатах он счел тупыми, картинки – идиотскими, а зоозащитников – дискредитирующими идею гуманизма своей непроходимой безмозглостью. Еще он вспомнил, что зима подступала все ближе, а у него до сих пор нет ничего, кроме старого пуховика, в котором безнадежно свалялся пух.
– Мы призываем закрыть этот магазин и ему подобные, – сказала девушка с плакатом. – Ведь это ужасно.
– Спасибо за эмоциональные разъяснения, – сказал Ансгар Мерц. – А то из ваших плакатов понятно только, что вы апеллируете к моей кровожадности и неудовлетворенным охотничьим инстинктам. Потому что глядя на них, мне сразу захотелось кого-нибудь убить, и это не обязательно должно быть животное.
Даже больше – глядя на плакат с ободранными тушками норок, призванными кого-то ужаснуть, Ансгар размышлял еще и том, что норки – сырье возобновляемое, ликвидное и не наносящее вред экологической обстановке. Из них наверняка получаются хорошие удобрения. Равно как и из этих деятелей с плакатами, если снять с них эти их синтетические одежды и утилизировать их по всем правилам, чтобы не загрязняли планету. Это будет правильно, даже несмотря на то, что качество гумуса получится невысоким, потому что эти деятели, наверное, еще и мяса не едят. А отсутствие незаменимых аминокислот – это медленная смерть мозга. В этом месте своих размышлений он заметил, что все-таки продолжает говорить с антимеховым движением – парнем и девушкой – вслух, да еще таким «преподавательским» голосом, что самому хочется встать по стойке «смирно».
