– То есть, вы хотите сказать, что способность человечества мыслить зависит от года?
– И от исторического периода, – сказал Ансгар в глубину стакана. – Еще от температуры, лунной фазы и миллиметров ртутного столба. Объективный разум есть дурная фантазия человеческой гордыни. Вселенная может сделать так, что мы все в одночасье отпилим себе головы, и лица на этих головах будут выглядеть счастливее некуда, потому что мы умрем с мыслью, что спасли всю эту самую Вселенную от злых врагов путем мысленного захвата, а потом лишили себя жизни, чтобы закрепить победу. Потому что пока головы не отпилены – всякое может случиться. А когда от них избавился – ни что не станет мешать гармонии.
– Знаете, вот будь я сейчас живым, я бы впал в депрессию, – сказал Ваня, принимая из рук шефа опустошенный стеклянный сосуд.
– Значит, тебе лучше не становиться живым, – произнес доктор Мерц ненужную фразу.
Он обхватил руками прикрытые одеялом колени, и некоторое время сидел так, прислушиваясь к своему последнее время никуда не годному здоровью. Спал он обычно в белой широкой рубахе и таких же широких льняных брюках, будучи похож то ли на отдыхающего, то ли на паломника, вид имел библейский и очень подходящий к различного рода проповедям.
– Но ведь вы этого хотите! – вспомнил Ваня.
– Я? – почти оскорбился некромант. – Нет. Это правильно из соображений гуманности, но мои личные интересы при этом будут попраны. Я останусь один.
– Но я могу стать вашим равноправным другом! – воскликнул Ваня.
– Это прекрасно, – сказал доктор Мерц кислым тоном. – Но мне не нужен равноправный друг. От него никогда не знаешь, чего ждать. Мне нужен слуга.
Здоровье сегодня не жаловалось. Система функционировала хоть с некоторой дрожью, но слаженно.
– Я же иногда с вами спорю, – не сдавался Ваня.
– Это входит в список услуг – мне интересно с тобою ругаться.
– Еще я смотрю телевизор, а вы это не одобряете. А то как бы я вчера вечером узнал, что Госдума приняла законопроект о запрещении неправильного отношения к смерти?
– Запрещении чего?
– Неправильного, потребительского отношения к смерти, – сказал Ваня, торжествуя, что перехватил инициативу в беседе. – Там сказано: смерть – это естественное завершение жизни, венец ее, и мы не позволим всяким спекулянтам наживаться на факте ее существования. Конечно, в период кризиса со смертью связано много проблем, но правительство уже разрабатывает пути их решения и в настоящий момент представило на рассмотрение несколько приемлемых смертных программ. В связи с этим хотелось бы особо подчеркнуть, что смерть есть…
Господин Мерц поднял ладонь, останавливая ужасную фразу, набирающую скорость, как горный оползень.
– …почетная обязанность каждого гражданина страны, без различия пола, возраста и вероисповедания, – закончил он. – К которой он должен всю жизнь неукоснительно стремиться. Я понял. Будь я психиатром, я бы это записывал и благодарил бога за интересный случай. Но я некромант, и мне просто придется немного подождать.
Он вытащил ноги из-под одеяла, поставил на пол, встал и медленно отправился к подоконнику, чтобы взглянуть на улицу. Солнце к тому времени уже согласилось с его настроением и спряталось за беспросветным дождевым фронтом.
Увидев черную точку на белой раме, Ансгар потянулся к ближайшей пачке салфеток, вытащил одну и точку вытер, попутно вспомнив, что вчера ему написал Аркол. Настаивал на встрече. Ансгар отказался, сославшись на «библиотечный день». Теперь придется действительно переться в библиотеку. Как раз вчера он нашел ее адрес, и сегодня, уповая на вполне сносное самочувствие и полную луну, придающую поездке оттенок мистического паломничества, собирался туда наведаться, чтобы уточнить один дурацкий вопрос, вот уже два года требующий ответа.
