Литера «Тау» - страница 30
Аудитория зашумела – то ли от обиды за моральную нестойкость американцев, то ли от радости, что уязвлен очередной басурманин; напомнив таким образом лектору, что живет он в годы обострения инстинкта родоплеменной консолидации народов и рас. Такие периоды, он теперь знал, со стороны похожи на затянувшийся визит в психиатрическую лечебницу.
– Англичане, – перешел он на относительно нейтральную тему, – разговаривают со смертью на равных – видимо, за много веков она сумела заслужить их уважение своим постоянством и необратимостью.
Зал продолжал шуметь – с англичанами у аудитории тоже имелись какие-то счеты. И лектор пошел, что называется, конем.
– Евреи, – он повысил голос и сделал паузу, – не очень понимают, зачем вообще нужна смерть, когда есть жизнь, и в ней вполне можно жить. Однако мирятся с ней, хоть им это и обидно.
Зал замолчал, то ли демонстрируя свою толерантность, то ли мысленно не соглашаясь, и только кто-то один в задних рядах негромко сказал что-то.
Лектор между тем продолжил.
– Испанец любит ходить со смертью под руку и покупать ей дорогие украшения – не для того, чтобы задобрить ее, а чтобы полюбоваться, насколько они ей к лицу. Итальянец пытается накормить смерть, ему ее жалко. Румын… о, у каждого румына своя, прирученная смерть, обитающая в глухом подвале или в замке на горе, в коробке под столом – где угодно! Иногда он рассказывает о ней – шепотом, по секрету, но с удовольствием. Об африканских племенах прочитаете сами. Поскольку определенные национально-культурные особенности чаще всего связаны с определенными психотипами личности…
– Да вы шовинист! – выкрикнул кто-то.
В этом месте лектор решил вступить в беседу. Он помнил, что периоды обострения инстинкта родоплеменой консолидации характеризуются склонностью многих особей человеческого стада проводить границы где угодно, любыми предметами и в самых неподходящих для этого местах. В этих случаях возражать им по существу не имеет смысла. Однако если перед человеком ставят забор только для того, чтобы показать, как здорово он там выглядит, мудрый человек должен заострить внимание на толщине досок, дабы показать агрессору, что его жест истолкован не как агрессия, а как неловкая попытка любить и созидать.
– Спасибо за комментарий! Но при этом все люди делают одни и те же ошибки…
Лектор прервался, придумал фразу, но так и не сказал ее, потому что в аудитории стало слишком светло, и занавески перестали отбрасывать тени.
*
Ансгар проснулся. В этом его мире, условно называемом реальным, висели прозрачные тюлевые шторы, и весеннее солнце – первое за много дней – пронизывало их с такой силой, что казалось, они вот-вот исчезнут вовсе.
Уже почти было согласившись на хорошее настроение, насажденное в его жизнь погодой, доктор Мерц вспомнил новом налоге на занятия оккультизмом, навеявшие ему этот ужасный сон. Он никогда не читал лекций и вообще не хотел ничего делать для живых, но боялся, что придется.
– Я убежден, – поделился он с миром, с без удовольствия глядя на вошедшего Ивана, – что свобода воли и здравый смысл ничего не значат. И существуют только лишь для того, чтобы мозг мог оправдывать инстинктивные порывы сам перед собой. А этому делу он учился миллионы лет.
– В прошлом году вы говорили иначе, – напомнил Ваня, протягивая таблетку и стакан воды.
– В прошлом году, – Ансгар сунул таблетку в рот и сделал глоток, – свобода воли и здравый смысл еще что-то значили.