И так, не открывая глаз, Магда пошла на зов далекого, но яркого звукового пятна, боясь, что оно вот-вот замолкнет и потускнеет.
*
Доктор Мерц сидел на дне неглубокого каньона с отвесными песчаными стенами. Под ним были сложены сосновые бревна с облупившейся корой, слегка присыпанные осыпающимися стенками.
– Ансгар Фридрихович! – позвала Магда. – Вы живы?
Некромант открыл глаза.
– Не знаю, – сказал он. – Я давно здесь сижу, ничего не сломал. Вроде… Вы можете притащить из машины буксировочный трос? Спускаться сюда опасно. Не выберешься. Я пробовал.
– Как вы здесь очутились?
– Я разрушил хрупкую оболочку Владика, и он вошел в мое сознание. Заставил меня прийти сюда и свалиться в яму, мстительный дух.
– Разве так бывает?
Некромант поднял голову и посмотрел ей в глаза.
– Так бывает у всякого, кто сражается со злом. Он позволяет себе разозлиться, а это значит, что то зло, с которым он сражается, оказывается уже в нем. Вот я его и впустил. Владик меня вывел из себя… скажем так. Я… очень эмоциональный человек… пусть даже с первого взгляда это не скажешь.
Магда присела на край ямы. И несколько секунд посвятила тому, чтобы засунуть растрепавшиеся волосы за воротник футболки.
Видимо, в их дискуссии о добре и зле ей придется проиграть.
– Я вам тоже кое в чем признаюсь, – пообещала она со вздохом. – Вы же хотите знать обо мне все. Вот только сначала трос принесу.
*
Вечером того же дня к Ансгару, промывающему перекисью свои ссадины и царапины, подошел Сальвадор Андреевич.
– Как ты? – спросил он.
– Нормально. Устал очень. Неслабо так сходили за хлебушком, – Ансгар говорил отрывисто и нехотя. У него, в отличие от Владика, была психика. И она сегодня определенно перегрузилась. – Ну, зато наша красотка научилась возвращаться в ненавистное ей тело, что радует. А то я уже думал, что я на грани профессионального фиаско.
– Она сказала, что ты открыл в ней еще одну способность.
– Да. Она находит живых, как я нахожу мертвых. Например, меня в яме. Я порекомендую ее соответствующим учителям, может быть, она сумеет заняться куда более полезным делом, чем некромантия. Так что через два дня она уедет, и я, наконец-то, отдохну.
– Рад за тебя, – улыбнулся Сальвадор. – Тебе помочь?
– Угу.
Ансгар повернулся спиной, и Сальвадор, наклонив лампу, некоторое время молча промывал ему ссадины на лопатке.
– Не знаю, будет ли тебе интересно, – осторожно сказал он, – но моя история тоже закончилась.
Ансгар оживился.
– Будет, конечно, – быстро отреагировал он, даже не особенно пытаясь соблюсти мрачный и незаинтересованный тон.
Сальвадор светски улыбнулся. Как всегда, когда ему бывало трудно.
– Я написал Антонине, и она призналась, что это она, – сказал он просто.
– Призналась ли она тебе в коварных и мстительных замыслах?
– Нет. Она много говорила… – Сальвадор помолчал, словно бы подбирая слова. К изысканной своей речи он слова не подбирал. А к обычной – приходилось. – Я звонил ей, пока вас не было… она заявила, что я нравился ей еще в детстве, просто она боялась сказать мне об этом. А теперь, когда снова увидела, поняла, что не забыла. Но она боялась, что придется говорить про брата, и поэтому пряталась. Она не хочет говорить о нем. И уж конечно, не считает меня виновным. Она думала, что, если я ее увижу, это напомнит мне о нем и испортит наши отношения. А она хотела начать их, как она выразилась, с чистого листа. Признаться, у нее это получилось.
