– Хочешь что-нибудь из моих вещиц? – спросил он.
Сын отрицательно покачал головой.
– А ты подумай. Я подарю тебе любую, какую пожелаешь.
Я решил, что старик не в себе, и потянул сынишку к выходу.
– Как давно это случилось? – спросил старик.
– Простите, что?
– Ну как же… носки разные, рубашка неглаженная, волосы грязные.
– Как-то не заметил, – смутился я и еще настойчивее подтолкнул сына к выходу.
– Стойте!
Старик вышел из-за прилавка, подошел к нам, остановился, пошел назад, снова вернулся и неожиданно протянул руку моему сыну.
– Извините за беспокойство. Мы уже уходим, – сухо процедил я и решительно развернул своего мальчика к двери.
– Стойте! – повторил старик.
Я остановился. В голосе его, таком неприятном ранее, зазвенели неожиданно мягкие ноты. Старик вытащил из шкафа странное ветхое одеяло, сшитое из множества разноцветных лоскутов, и протянул его моему сыну.
– Возьми.
Сын удивленно посмотрел на него.
– Я должен… – старик как будто разом разучился говорить, весь как-то выпрямился и стал выше сантиметров на десять, огляделся по сторонам удивленно, будто все это видел впервые. Дверная ручка в моей ладони стала горячей, с улицы ветер принес оранжевый лист клена и осторожно опустил его у моих ног.
– Я должен его отдать, как бы тяжело мне ни было. Понимаете?
Я отпустил ручку, наступил на лист и честно ответил, что не понимаю. Зачем отдавать что-то с таким сожалением? Тем более что речь шла о каком-то старинном пыльном предмете неизвестного происхождения. Но старик не обращал на меня внимания. Он смотрел на мальчика не отрываясь, словно от его решения зависела чья-то жизнь.
– Возьми его. И ты больше не будешь плакать.
– Почему вы решили, что он плачет? – раздраженно спросил я.
Мне не нравилось, когда взрослые дурачили детей. Мой мальчик плакал каждый день. Раз я не мог ему помочь – не сможет никто.
– Мы любим прятаться под одеяло с детства. Проблемы не найдут тебя там, – прошептал старик. – Это волшебное одеяло, самое удивительное из всех, когда-либо созданных на свете. И теперь оно твое.
В отличие от меня мой сын хорошо воспитан. Он принял подарок с благодарностью и, опустив голову, робко отошел в сторону. «Ладно, – сказал я, – бери, раз оно тебе понравилось». А про себя подумал: избавлюсь при первой возможности.
Мы шли домой молча, и я сердился на себя, на старика, на проклятый дождь и нелепую оранжевую осень, пожиравшую мою душу. Я совершенно не представлял себе, как жить дальше.
– Папа, когда люди умирают, они становятся счастливыми? – спросил сын на следующее утро.
– Не все, только самые хорошие.
– Наша мама стала счастливой.
– Конечно, стала, – согласился я, но не был в этом уверен. Я не знал, стала она счастливой или нет. Как я мог это знать? Как плохо, что я не мог этого знать. – Ты хорошо спал?
Сын кивнул. Он спал прекрасно. Ни разу за эту ночь не проснулся от кошмара и не плакал.
Все последующие ночи прошли так же безмятежно. Только однажды он примчался ко мне в спальню сияющий, с головой укутанный в лоскутное одеяло, подаренное стариком.
– Что с тобой?
– Я не знаю… Мне хорошо…
Не понимаю, как такое могло произойти, но внезапно я разозлился на него. Что он знает о жизни? Он-то быстро оправится, вырастет, женится, у него родятся дети. А у меня этого больше не будет. Настоящее счастье дважды не случается. Я это понимал так же ясно, как то, что Земля вращается вокруг Солнца. Мое сердце разрывали иглы, оно съежилось и почернело: я завидовал своему сыну.
