Литературный альманах. Перцепция 3 - страница 5

– А теперь ты, – и застыла в небрежной, выжидательной позе, растянув тонкогубый рот в презрительнейшей из ухмылок.

Он глянул на нее как на придурочную, покривился, лихорадочно раздумывая, что делать, но додумать до конца не успел, когда следом раздался внезапный приказ:

– Тогда меня!

Колесики чересчур медленно крутились у рыжего в голове, чтобы реагировать адекватно на такие скачки чужих настроений, а выражение отвращения и брезгливости оставалось у него на лице еще от переваривания прошлой мысли, но Линда поняла, должно быть, что- то свое, такое, что заставило ее сорваться с места и с бешеной скорос- тью ринуться через площадь…

5

Точно сомнамбула ходила она и ходила по темной пустой квартире, ударяясь о мебельные углы, и двери, и стены, и почти не чувствуя боли от этих ударов; какое-то время сидела перед зеркалом и курила, пристально вглядываясь в серебристо-черную глубину, где был только чей-то смутный, неразличимый абрис вокруг ослепительной красной точки; она вглядывалась до тех пор в зазеркалье, пока мир не стал стремительно и неумолимо сжиматься вокруг головы, не стиснул голову непереносимой, непередаваемой болью…

В ванной комнате, почти машинально, Линда достала из аптечки упаковку с барбиталом, аккуратно высыпала на ладонь горсть таблеток и, глубоко запрокинув голову, в каком-то экстатическом трансе, неспеша стала тонкой струйкой высыпать их в широко распахнутый рот… Поперхнулась, зашлась хриплым, лающим кашлем, согнувшем ее в три погибели, отчего таблетки градом посыпались изо рта на кафель…

6

На ней было узкое черное платье и изящные черные туфельки на каблуках, и в этом наряде Линда казалась совсем невесомой, почти бесплотной…

Она вся пылала! Ровным и звонким жаром горело все изнутри и от этого и извне все тоже горело: горело все тело… горели руки, лицо и шея… горели глаза, излучая неистовый, нестерпимый свет… даже губы горели, потому что яркая, бешеная улыбка не гасла ни на секунду…

Она угадала! Рыжий сидел за столиком вместе с какой-то бщипанной цыпой. Плевать! Линда бесцеремонно протиснулась сквозь танцующих к его столику, уперлась руками в столешницу, вся выгну- лась гибким змеиным телом и, от ужасного внутреннего напряжения перейдя на низкий, чуть хрипловатый шепот, с самой развязной интонацией, на какую была только способна, осведомилась: «Слышь, чудной, с лошадью целоваться пойдем?!»

Мадина Галикберова

Македонский, миллион и самовар

Проницательные карие глаза собаки провожали меня до самых ворот. Когда я вышла, поняла, что забыла сменную обувь. Побежала за ней, а собака, Герда, Гердусик, на одну четвертую немецкая овчарка, со смешными торчащими в разные стороны ушками, печально глядела на открытую калитку. Понимала, что дергайся и прыгай сколько душе угодно – свободы ты в ближайшие часы не обретешь. Цепь.

Вторая учебная неделя. Я волочилась в свой лицей и что-то все бренчало и бренчало под моей легкой осенней курточкой и так это раздражало, так раздражало! А как пришла к своему классу, по привычке подписала тетрадь, будто бы я ученица 7 “Б”, а я уже восьмиклассница и опять же почувствовала легкое раздражение из-за смеха соседа по парте! Такие вот у меня одноклассники. Многие уже, кстати, паспорт получили, мне далеко до этого еще. И я в тайне гордилась тем, что младше всех, взрослеть не хочется как-то… И так из-за роста под 170 сантиметров все принимают за студентку. Детство крадут.