– …Книга – это заряженное ружьё в доме соседа, – продолжил актёр во всём чёрном. – Сжечь её! Разрядить ружьё! Надо обуздать человеческий разум. Почём знать, кто завтра станет очередной мишенью для начитанного человека? Может быть, я?
– А вы когда-нибудь читаете книги, которые сжигаете? – спросила юная актриса.
– Это карается законом, – ответил тот, что в белом.
А актёр в чёрном добавил:
– Это неплохая работа. В понедельник жечь книги Эдны Миллей, в среду – Уитмена, в пятницу – Фолкнера. Смотрите. Берём страничку, поджигаем первую, затем вторую. Огонь превращает их в чёрных бабочек. Красиво, а? Теперь от второй зажигайте третью и так, цепочкой, страницу за страницей, главу за главой – все глупости, заключённые в словах, все лживые обещания, подержанные мысли, отжившую философию!
Зрители в ответ стали энергично аплодировать. На шум появилась секретарша ректора. Оценив обстановку и ничего не сказав, она ушла. Но через минуту возле грузовика возник охранник.
– Это что, демонстрация протеста? – спросил он у актёров студии.
– Что вы! Мы просто играем сцены из спектакля.
Судя по выражению лица, охранник впал в замешательство. Постоял, послушал, но так ничего не поняв, стал кому-то звонить. Через пять минут рядом с ним вырос старший охранник.
– Вы кто такие? – спросил он артистов.
– Мы актёры театра-студии, репетируем сцены из спектакля.
– Кто вас на это уполномочил?
– Никто. Мы сами.
– Самим не положено. Идите в свою студию и репетируйте хоть до посинения. Иначе я вызову полицию, и вас закроют в обезьянник.
Но артисты не собирались уходить. Тогда охранники стали уводить их, слегка подталкивая в бока и в спину.
Уходя, один из актёров повернулся и, вытянув вперёд руку, чуть ли не ткнув указательным пальцем в живот старшему охраннику – человеку весьма плотного телосложения, – продекламировал:
– «Через час отсюда в тихий переулок
Вытечет по человеку ваш обрюзгший жир…»
Второй актёр процитировал другого поэта:
– «Мы на го́ре всем буржуям
Мировой пожар раздуем».
Зрители в накладе не остались и поддержали:
– «Ешь ананасы, рябчиков жуй,
День твой последний приходит, буржуй».
Наконец актёров выдворили.
– Граждане охранники, это что за безобразие здесь творится? – выкрикнул кто-то из толпы.
– Никаких безобразий, – невозмутимо ответил старший охранник. – Люди выполняют распоряжение руководства университета.
– Что это за идиотское распоряжение?!
– Приказы начальства не обсуждаются. А вы вообще кто такие?
– Преподаватели.
– Вот идите и преподавайте! Не надо мешать работать.
Он повернулся к своему подчинённому и распорядился:
– Мухаметкулов, оставайся здесь и бди. А я сейчас подмогу тебе пришлю из третьего корпуса. Смотри, чтоб никаких выступающих не было. И чтобы ни одна книга не была похищена. Головой отвечаешь, понял?
Едва он ушёл, какая-то шустрая бабка в очках, по виду бывшая интеллигентка, подбежала к грузовику и, невзирая на свист над её головой вылетающих из окна тяжёлых пачек, вытащила из-под колеса грузовика томик Ходасевича из серии «Библиотека поэта» и бросилась бежать, прижимая бесценный трофей к тощей груди.
Но бдительный охранник из страха потерять единственную голову догнал беглянку, вырвал книгу и забросил в кузов.
– Нехристи! Фашисты! – крикнула бабка.
– Бабуля, сейчас полицию вызову, в обезьянник отправлю, – пригрозил охранник.
Тут к нему явилось подкрепление. Второй охранник имел внушительный вид: смуглый, коренастый, с короткой шеей, сросшимися бровями и низким лбом. В глазах читалось лишь одно: «Никого не пощажу».
