Уродливый памятник Ленину, давно облупившийся и никому не нужный, соседствовал с аллеей, которая напоминала мне Бунина. Аллея была разъезжена – через неё на берег Никольского приезжали рыбаки-нелегалы и «чёрнокопатели», которые то и дело находили горшки с монетами петровских времён.
Путь до Никольского неблизкий, особенно тяжёла дорога мимо «Фёдора-козла» – местного пса, давно потерявшего мужское достоинство и каждый раз истерично кусающего меня за ноги – и спуск к реке, так что вымоталась я порядочно. Тогда показалось идеальным решением уснуть на берегу, но пробуждение в странных обстоятельствах выбило меня из колеи.
– Ходить, говорят, голым нельзя. А я недавно видел девочку пяти лет, которая считает, что нет ничего извращённые и пошлее, чем ходить в одежде, – надо мной нависал бородатый парень-платан. Сходство его с этим деревом заключалось не только в абсолютной наготе. Худые руки его, перевитые венами, походили на ветви, а волосы на голове уже начали напоминать птичье гнездо.
Я поднялась с земли и ощутила, что меня нисколько не смущает его нагота. Не вызывал он и никаких других эмоций. Открытость и прямота его взгляда не оставляла шансов лукавству. Потому я пошла за ним, отмахиваясь от предупреждений ментов.
Он долго и испытующе смотрел на меня, пока на костре что-то варилось. Всё началось с этого взгляда. Я посмотрела ему в глаза, повторяя про себя одну и ту же мысль. Он пододвинулся к костру, как я и просила. Услышала в голове – «А теперь – ты».
Он покормил меня, но есть нужно было очень осторожно, прислушиваясь к ощущениям. Я перестала есть, когда моё внимание захватила река. Она ласкала берег, а я не успевала следить за волнами. Новыми, ни капли не похожими друг на друга движениями, они касались берега, нашёптывали всё новые истории, и я почувствовала, как исчезаю, утекаю сквозь эту воду.
– Я не пью воду из Волги, они это придумали. Здесь есть родник, – услышала над собой голос. Слова запрыгали по воздуху, окружили меня и ещё долго звучали в ушах. Два вопроса мучили меня более всего – где я и кто такая, но задать их не представлялось возможности, потому что пока было непонятно, получится ли у меня открыть рот.
Лесной дух, так про себя его окрестила, что-то заметил во мне, и повёл вдоль берега. Пока мы бродили по камням и рассматривали их лица, я осознала – ничего нет, и тысячу лет назад также ничего не было. Об этом рассказывала река.
– Где я? – мне удалось открыть рот – так сначала показалось, а потом я забыла, был ли вопрос высказан вслух. Слова повисли в воздухе, я тактильно ощущала их, но так нагло заполнить пространство могли и мысли – это было ясно.
– В Никольском, – ответил лесной дух и улыбнулся. Стало спокойно и просто.
В следующее мгновение я очнулась на горе. То есть мысленный процесс запустился вновь только там. Вспоминала, как поднималась на гору – я вцеплялась в насыпь руками и ногами, как дикий зверь и ни о чём не думала – впереди меня, указывая путь, полз дикий лесной дух. Он радовался и мне тоже было радостно, что могу так легко взбираться наверх и наконец-то чувствую каждую клетку своего тела. Я посмотрела на руки – на них не было ни грязи, ни царапин. Мне становилось всё страшнее, потому что я не понимала, где я.
– В Никольском, – повторил лесной дух и засмеялся. Я не помнила, произносила ли вслух вопрос.
На этот раз всё так просто не обошлось. Мы шли по полям со светящейся пшеницей, шли по воздуху, но как бы не было прекрасно всё, что окружало нас, меня не оставляли прежние мысли.
