– Я кое-что понимаю, и могу сказать, что ваши рисунки невероятные.
– Ну, – Иван отвёл глаза, – это не так.
– Так-так! – возразила она и даже села на корточки, чтобы ближе рассмотреть страницы. – Вам следует подать их в наш колледж. Там сейчас конкурс. Вы можете заявить о себе.
Она глядела исподлобья, оказавшись вдруг так рядом. Иван и раньше замечал это пренебрежение к личному пространству, свойственное индийцам. Будто этим и объяснялось плотное заполнение фигурами фресок и рисунков – достаточно прокатиться в местном автобусе… Но эта близость Ивану нравилась.
– Я могу дать вам координаты. Вы участвуете в международных конкурсах? Вы надолго в Индии?
Иван растерялся в этих вопросах и решил смести всё одним махом.
– Давайте встретимся вечером и обо всё поговорим?
Чандра с неизменной улыбкой замотала головой.
– Я не могу вечером. После работы я учусь.
Она встала, оправив колени брюк.
– Тогда завтра, – наставал Иван.
– Но завтра у вас рейс.
– Я решил немного посмотреть город. Всё-таки не часто бываешь в Калькутте. Зачем упускать возможность? Калькутта – красивый город. Разве не так?
Девушка засмеялась.
– Не многие согласятся с вами. Но это хороший опыт. Равнодушным он вас не оставит.
Она вернулась за стойку, и подруга тут же склонилась к ней головой, выведывая шёпотом, что за связь у неё с этим иностранцем. Теперь уже две пары глаз следило за ним из окошка. Одна пара озорная, другая нежно удивлённая.
Время нелинейно и распределено неравномерно. Одиночество и тоска растягивают его. Но чем ближе объект счастья, тем его ход быстрее. Иван и не заметил, как наступил вечер, наступил пересменок, и Чандра вышла из-за стойки вместе с подругой. Она помахала Ивану рукой и что-то сказала одними губами. Иван расценил это как «seeyou»5.
Наступили часы маяты. Он вышел из аэропорта, но вечер был клейким, громким и удушающим. Его облепили орущие водители, перед носом замелькали бумажки с номерами, карты города, бусы, браслеты. Весь город что-то от него хотел. А ведь он не вышел ещё за пределы аэропорта! Вдали через завесу смога проглядывали бетонные окраины. Они дрожали в мареве. Солнца не было видно в грязном небе, но оно уже явно склонялось к трубам крематория.
Он взял такси до ближайшего торгового центра, чтобы закупить бумагу для акварели. Таксист отвёз его и остался ждать на обратную дорогу. Торговый центр оказался не менее шумным, чем улица, и дышать в нём было так же невозможно. Спёртый воздух был похож на клей, на пот немытого тела, резкие цвета и запахи еды под мерцающей ртутью ламп доводили до тошноты.
Но Иван плыл в этом растворе медленно и с улыбкой. Он думал о Чандре и о завтрашнем свидании с ней. Во встречных взглядах, обращённых на него, ему виделось её лицо. Карнавал индианок говорил ему: «и я – это она». Купив довольно скверный блокнот с хлипкой сероватой бумагой, он гладил его и наслаждался фактурой. Даже остановился, чтобы втянуть ноздрями запах свежей бумаги и прикрыл от наслаждения глаза. Стоял перед статуями рукастых и увешанных цветами богов за витриной. Блаженные лица статуй напоминали обо всём хорошем. На радостях он выпил какого-то буро-фиолетового сока в местном кафе, где с неподвижных вентиляторов на потолке свисали пыльные сосульки.
На выходе из центра его застала красноглазая ночь, кричащая тысячью автомобильных гудков. Прохожие были подобны рису, что плотным потоком высыпается из дырявого мешка. Иван поплыл против течения, хлюпая ногами в овощных шкурках, ловя мантры, окрики и призывные опиумные взгляды.
