Вдруг стало отчетливо слышно, как на настил блиндажа со стуком падают комья земли, какие-то обломки, несколько раз мелькнуло солнце, стал рассеиваться дым и облака поднятой взрывами пыли. Только теперь танкисты поняли, что обстрел прекратился. Прекратился, снаряды больше не падают, нет взрывов, и они все еще живы. Стали подниматься на ноги, держась друг за друга, откашливаясь и сплевывая густую слюну. Соколов вышел из блиндажа, шатаясь как пьяный, нечаянно сорвал с гвоздя брезент, заменявший дверь. Тряся головой и усиленно моргая, чтобы избавиться от тумана в глазах, он подошел к передней стенке окопа.
Увиденное повергло его в шок. Из-за леса уже выходили танки, много танков. Больше двадцати. Следом тащились бронетранспортеры, грузовики с пехотой. Их было тоже очень много, или это ему казалось так после обстрела. Нет, их действительно много.
– К бою, – хотел крикнуть Алексей, но из горла вырвался только хрип, и он снова зашелся в удушливом кашле.
Рядом уже командовал Логунов, застучали по броне сапоги сержанта и заряжающего. Что-то кричал в блиндаже Омаев, лязгая затвором пулемета. Соколов прошел мимо танка, поднялся по аппарели из окопа и встал в полный рост, приложив к глазам бинокль. Все правильно. Атакующая волна противника шла практически следом за волной разрывов. Еще бы пару минут выдержали немецкие командиры, и танки вообще подошли бы к подножию высоты незамеченными.
Лейтенант опустил бинокль и стал осматривать позиции батальона. Да, смысла немцам идти точно вслед за взрывами своих снарядов не было. От обороны не осталось почти ничего. Немцы устали ждать, у них срывалось наступление, срывались планы из-за этой упрямой высоты, которая вот уже столько дней никак не хотела сдаваться. Из-за этого упрямого русского батальона, который вот уже несколько дней не хотел умирать. Не помогли и дважды вызванные немецким командиром бомбардировщики. Высота продолжала держаться и стрелять. Немецкая дивизия несла потери. И тогда к высоте подтянули 170-мм гаубицы. С закрытых позиций батарея или две батареи перепахали всю высоту.
Алексей без ужаса, а уже как-то обреченно смотрел туда, где еще вчера были окопы, были ходы сообщений между линиями обороны, между блиндажами. Блиндажей не было, остались только расщепленные обломки бревен, повсюду валялся металл. Детали 45-мм пушек, минометов, ручные и станковые пулеметы, разбитые винтовки. Кое-где еще поднимались люди, земля шевелилась в тех местах, где заваленные, похороненные заживо еще пытались выбраться на воздух. Там, где располагался командный пункт батальона, что-то горело, сильно чадя. Да и их танковый окоп оказался сильно обвалившимся, наполовину засыпаны гусеницы, куда-то улетела маскировочная сетка.
Алексей посмотрел на наручные часы, но они безнадежно остановились. На них было еще пять утра. Солнце стояло над лесом. Значит, артподготовка длилась не меньше двух часов.
«А мы их сильно разозлили, – хмуро подумал Соколов. – И мы им еще покажем, что живы и что так просто им здесь не пройти. Сволочи, нигде по нашей земле вам не удастся идти как у себя дома!»
Где-то на склонах высоты начали стрелять. Хлестнул винтовочный выстрел, потом еще один и еще. Коротко стал бить чей-то ППШ. Потом заработал короткими очередями ручной пулемет. Резко и гулко стреляло противотанковое ружье. Даже два. Алексей улыбнулся. А он думал, что никого не осталось. Нет, мы вам еще покажем, что такое советский солдат!
