■ ■ ■
Когда Лев Ильич спустился во двор, по детской площадке перед парадным бродили полицейские, подсвечивая себе фонариками. Внутри у него что-то нехорошо шевельнулось
– Что случилось? – подошёл он к ним. – Что вы тут ищете?
– Твоё алиби, папаша, – грубовато пошутил один из полицейских. – Поэтому шёл бы ты лесом.
– Интеллигентно.., – укоризненно оценил Лев Ильич и остановился.
– А если интеллигентно, – отозвался вынырнувший из тьмы в пятно света от фар мужчина в гражданском, – то соблаговолите объяснить, уважаемый, что вы тут в эту глухую пору делаете.
– Почему?
– Что «почему»? – устало переспросил мужчина.
– Почему я должен кому-то что-то объяснять?
– Тогда мы сами продолжим искать ваше алиби, как сказал вам сержант. Ибо вот вы, а вот – труп. Не находите это многозначительным?
– Слава богу, не труп, – пробасил кто-то из темноты у детской горки. – Пульс хоть и вялый, но всё же прощупывается.
– Тогда молитесь, – буркнул Льву Ильичу мужчина в гражданском и замахал подъехавшей «скорой» – дескать, сюда, сюда.
Медики прошли в луче света к жёлтой пластиковой трубе, внутри которой днём лихо съезжают ребятишки, и склонились над скрюченной мужской фигурой.
Лев Ильич, пользуясь тем, что о нём на какое-то время забыли, подошёл насколько возможно ближе и шёпотом чертыхнулся: в лежащем на боку мужчине он узнал Валеру.
■ ■ ■
– Ну и какая была нужда тащиться на ночь глядя? – поднялся Митрофан Иванович с софы навстречу сыну – лысоватому мужчине чуть за 30 в джинсах и толстом свитере.
Сын не ответил. Он был явно нервозен. Подошёл к окну, отдёрнул штору и пробормотал, увидев, как санитары несут пострадавшего на носилках к машине: «Неужто ж это он?..»
– О ком ты, Олег? – спросил, с кряхтением снова ложась на софу, Митрофан Иванович.
– Да так. Не обращай внимания…
– Знакомого увидел? – вскинулся Митрофан Иванович. – Знаешь может, на кого напали? Пока ты ехал, заходил наш участковый: думал, раз я звонил в полицию, то может знаю пострадавшего. Он ещё ходит тут по этажам: если узнал – пойди скажи.
– Да нет, откуда мне.., – напряжённо отозвался Олег.
Но он явно узнал – правда, совсем не того, кого имел в виду отец. Мужская фигура в дешевой синтепоновой куртке и вязаной шапке, мелькнувшая вреди деревьев, принадлежала тому человеку, которого он так надеялся не увидеть – и увидел. От этого Олега нервно передёрнуло. И это не укрылось от его многоопытного отца.
– Ой, что-то ты темнишь! – неодобрительно и вместе с тем испуганно покачал головой Митрофан Иванович.
Олег отошёл от окна.
– В какой-то момент показалось, что там, – начал он и сам себя перебил. – Но нет, просто впотьмах черты лица померещились…
– Чьи?
– Нет, говорю же, просто поблазнилось…
Голос его уже был не просто голосом встревоженного предчувствием человека – он предательски дрожал.
– Погнал я, папа, – пожал он руку у локтя лежащему отцу. – К маме ещё только на секунду заскочу – отдам колготки для Аськи. – И вышел из отцовского кабинета.
Митрофан Иванович больше не сомневался, что сын явно что-то знает о случившемся. Он с кряхтением встал, пошёл в спальню, где жена уже разобрала постель, и выдвинул верхний ящик своей прикроватной тумбочки – самого обычного советского мебельного полированного ширпотреба, который дико контрастировал с пышной резьбой помпезного супружеского ложа. В ящике было пусто.
– Неужто ж это он?.. – не заметив этого, в точности повторил он возглас своего сына у окна. – Но с какой стати?!
