Он ущипнул ее за щечку. Она в ответ как следует наступила ему на ногу.
– Ах, это так романтично! – со вздохом сказала одна из фанаток.
Из толпы послышались аплодисменты.
– Так у Провидицы-Душечки завелся свой душечка? – прокомментировал кто-то.
– И вовсе он не мой…
– Ну, цветочек! Давай больше не будем прятать нашу любовь. Довольно тайн!
– Я сейчас свой кулак спрячу у тебя в поддыхе! – пообещала ему на ухо Эви.
– Так вы пытаетесь утаить роман, мисс О’Нил? И от кого – от меня? – поднажал Вудхауз, почуяв сенсацию.
– Мисс! Ваше такси! – крикнул швейцар, придерживая для нее дверь.
Первые редкие плевки дождя ударились о тротуар. Сэм практически впихнул Эви на заднее сиденье гостеприимного автомобиля.
– Беги, душечка! Нельзя, чтобы моя радиозвездочка подхватила простуду!
– Завтра они будут прочесывать реку в поисках твоего трупа, Сэм Ллойд, – прошипела Эви, приспустив чуть-чуть заднее стекло.
Такси нырнуло в поток.
– Она правда только что сказала, что завтра ваш труп будут искать в реке? – осведомился Т.С. Вудхауз; его остро отточенный карандаш парил над страницей блокнота, готовый спикировать вниз.
Сэм вздохнул, как по уши влюбленный человек.
– Сказала, злючка моя. А как еще бедной беззащитной девочке защищаться от связавшего нас звериного притяжения любви? Кстати, можете меня процитировать.
– Звериного… притяжения… любви…
Вудхауз все еще строчил у себя в блокноте, когда небеса вдруг разверзлись, выпуская шквальный ливень.
А дальше по улице худощавый мужчина в темном костюме пригнул под хлещущими струями голову, скользя сквозь безликие нью-йоркские полчища, будто вовсе не имел тени. Наконец он плюхнулся на пассажирское сиденье ничем не примечательного седана и протянул автограф шоферу.
– Вот вам. И не говорите потом, что я вам ничего не даю.
Тот мельком взглянул на росчерк Эви и сунул его в нагрудный карман.
– Племянница Фицджеральда? Любопытно.
– Мир – вообще любопытное и опасное место, мистер Джефферсон. Призраки, пророки… люди, утверждающие, что видели высокого человека в цилиндре. Угроза изнутри и снаружи. Безопасность – вот краеугольный камень нашей свободы. И нам доверено эту безопасность беречь.
– От моря и до моря, мистер Адамс, – шофер завел машину. – Думаете, она – настоящая?
– Трудно сказать, – отозвался пассажир, открывая пакетик фисташек. – Думаю, нам придется устроить ей небольшую проверку.
Генри сидел в кресле и ждал, пока часы пробьют три… – и вспоминал тот самый первый раз, когда он положил глаз на Луи Рене Бернара.
Стоял май 1924-го. Генри стукнуло пятнадцать, и он как раз приехал домой на каникулы из своего нью-гемпширского пансиона. Недавно с ним случилась насмерть всех перепугавшая корь, и родители разрешили провести лето дома, чтобы как следует восстановить силы. У отца был бизнес в Атланте, неделями кряду державший его вдали от дома. Слабенькая мама целые дни проводила на семейном кладбище, вознося молитвы каменным святым с расписными лицами, похожими на пемзу из-за неотвратимой нью-орлеанской сырости. В первый раз в жизни Генри был свободен творить что душа пожелает.
Вот он и решил отправиться в однодневный круиз на пароходике, месившем миссисипские грязи между Новым Орлеаном и Сент-Полем. Большинство народу на них приходило танцевать – он приходил слушать. Лучшие джаз-бэнды города оттачивали мастерство на пароходах, это был настоящий плавучий мастер-класс по диксиленду.
