Я пришел пораньше, но снова не первый.
– Нет-нет-нет! Это уже ни в каких ворота не лезет! – яростно возопил профессор Успенский, – Убийства! Избиения! Похищения! И где? Ладно бы на задворках, в глуши, в лесу на худой конец. Так нет же – на виду у всех, в центре, можно сказать, цивилизованного мира!
Я молча выслушал гневную тираду, сочувственно кивая головой. Признаюсь, у профессора имелись веские причины для столь категоричных высказываний, но, в то же самое время, я бы не стал называть крохотный городок посреди Диких Земель центром цивилизации. У нас, в Республике, всех, кто проживает за Великой Стеной, считали никем иными, как варварами. Ну и относились соответственно.
– Послушайте, профессор, я ведь уже объяснил вам, – терпеливо завожу всю ту же песню по десятому кругу, – У меня просто не было выбора!
– Как это? Как это? – Успенский аж подпрыгнул на диване и стал похож при этом на кудахчущую несушку, – Конечно же был! Например – не избивать и не похищать меня! Уж не знаю, что вы не поделили со своим… любовничком, но…
– Да никакой это не любовничек! – вспылил я, поглядывая краем глаза на веселящуюся Анжелу, – Глупый эльф пытался меня убить!
– Попрошу! – возмущению ученого не было предела, – Расовая принадлежность не является поводом для дискриминации, ровно как и ваши сексуальные предпочтения! Запомните, молодой человек, и намотайте себе на ус – никогда, я подчеркиваю – никогда! – не стоит доводить сцены ревности до смертоубийства! И тем более втягивать в них других… почтенных мужей. Тоже мне, Отелло доморощенный!
Я устало прикрыл лицо ладонями, руки заметно подрагивали, левый глаз принялся нервно подергиваться. Признаться, я был близок к тому, чтобы открыть люк "Расторопного" и отправить Успенского в свободный полет. Заметив мое состояние, Анжела перестала хихикать, я почувствовал, как в кресло рядом опускается теплое девичье бедро, нежная ладонь сочувственно погладила волосы.
– Спокойно, профессор, – послышался голос Григория, – Вот возьмите, выпейте чая, подкрепитесь. Это совершенно необходимо после столь существенных потрясений.
Ученый с благодарностью принял в руки сосуд с дымящейся жидкостью, второй стакан Химик передал мне. Я печально кивнул, пригубив напиток, по горлу протекла струя расслабляющего огня. Через минуту я растекся по креслу, мышцы будто взяли выходной, мощный релаксант заставил почувствовать себя слабой тряпкой.
– Ммм… интересный вкус, – уже совершенно спокойным тоном проговорил Успенский, – Что за состав? Чувствую следы мандрагоры и гидраргурума, но это ведь далеко не все?
– Да уж, – усмехнулся Химик, – Другие ингредиенты гораздо более редкие и… действенные.
– Вижу, – развеселился профессор, – То-то молодого человека так развезло!
– Глеб? Да… У него, похоже, повышенная чувствительность к некоторым нейротоксинам. Ничего, через пару минут пройдет.
Я расплылся в блаженной неге, не в силах двинуть даже языком. Подумаешь, повышенная чувствительность! Не очень-то и хотелось… Приятная слабость и абсолютное равнодушие заполнили тело, я полностью растворился в общемировой гармонии.
Первым звоночком, нарушившим нирвану, оказался неожиданный укол в желудке. Я поморщился, досадуя на неприятность, мешающую погружению в астрал. Второй укол не заставил себя ждать, я терпеливо снес и его. Вскоре все тело было атаковано чередой болезненных прикосновений, больше всего похожих на укус пчелы. О расслаблении речь уже не шла, я выгнулся дугой, ища наименее раздражающую позу, а потом с криком вскочил на ноги.
