Лонгборн - страница 31

Сара, подав семейству чай, отправилась спать. По стенам плясали тени от ее свечи. Чашки и тарелки можно будет перемыть утром. Хотя, подумала она, сейчас и так уже почти утро. Она вызвалась сидеть допоздна, чтобы Полли и мистер с миссис Хилл смогли выспаться. Не дело, если назавтра все они будут ползать как сонные мухи. А еще ночное бдение давало Саре возможность почитать в одиночестве, она торопливо поглощала очередной роман, невольно чувствуя себя виноватой. Книга оказалась первой частью двухтомного сочинения, притом не вполне благонравной, даром что дала ее Элизабет. Все эти посягательства на честь юной девушки, все эти обмороки – от одной мысли о том, что ее могут попросить почитать это вслух, Сару бросало в жар. «Памела», надо полагать, была предназначена для приватного изучения.

Имелась, впрочем, и еще одна причина, по которой она вызвалась бодрствовать допоздна. Ей хотелось самой убедиться, что Джеймс вернется. Она все равно пролежала бы без сна добрую половину ночи, ожидая, когда захрустит под колесами коляски гравий, когда скрипнет, отворяясь, дверь. Что бы там ни думали другие, она отлично знала: Джеймс – человек ненадежный, бродяга, перекати-поле. И, когда он внезапно исчезнет, так же неожиданно, как появился, ей хотелось обнаружить это первой.

Полли спала как убитая и шумно дышала во сне. Сквозь неплотно сомкнутые веки виднелись узенькие полоски белков. Сара задула свечу и улеглась рядом с ней, дрожа от холода и придерживаясь за острый край кровати, чтобы не упасть. Она лежала впотьмах с открытыми глазами. Какая, собственно, разница, вернется он или сбежит? Ей-то что до этого?

Джеймс тоже не спал, лежа на боку и глядя перед собой в темноту. Со старой болью удавалось справиться, приходилось справляться, хотя и невозможно было избыть ее совсем. И теперь у него было к чему возвращаться, разве не так? Подушка, набитый сеном тюфяк, плед. Четыре стены и пол. Крыша над головой. В холодном ночном воздухе его дыхание превращалось в облачка пара. Есть ради чего возвращаться домой.

Не могла уснуть и миссис Хилл. Она лежала, глядя на холодные звезды в небесах, а мистер Хилл храпел, и его открытый рот зиял, как могила. Где ни окажешься в этом мире, думала она, всегда над тобой будет звездное небо. Где бы ты ни был, Бог всегда смотрит на тебя, Он заглядывает тебе прямо в сердце.

Полк милиции[5] шел по городу, рядовые в пешем строю, офицеры верхом. Зрелище не хуже, чем в цирке, объявила миссис Беннет, пока миссис Хилл в вестибюле помогала ей снять шляпку.

– Ах, ты бы только это видела, Хилл. Офицеры в своих полковых мундирах, настоящие красавцы, и такие бравые!

Во дворе Джеймс выгрузил Саре на руки охапку покупок миссис Беннет, а сам пошел отогнать коляску. Миссис Хилл украдкой проводила его взглядом. Что-то в нем изменилось: лицо в тени от треугольной шляпы казалось усталым, он выглядел обессилевшим.

Работал он без устали, не жалея себя, с той самой минуты, как попал в имение. Все выезды теперь совершались на коляске, которой правил Джеймс. Всякий раз, как случались гости, прислуживать им должен был Джеймс. Дальние поездки, работа допоздна, бесконечная беготня целыми днями, обеды и чаепития для Лонгов и Голдингов, Бингли и Лукасов. Но, даже когда Джеймс не был на глазах у семейства и гостей, он не знал покоя: лакею следовало постоянно держать ухо востро, ожидая, что вот-вот зазвонит колокольчик. Предполагалось, что в любую минуту он должен быть наготове с дополнительной порцией джема, или горячей воды, или бутылочкой того превосходного хереса, и так до поздней ночи. Бедный парень, вероятно, еле держится на ногах.