Лонгборн - страница 38



Она присела напротив и придвинула стул немного ближе:

– Расскажите, какой он?

Лакей поведал Саре о Королевском амфитеатре Астлея[7], о чудесах вольтижировки, жонглирования и акробатики, которые там совершались, а также о развлекательном саде в Воксхолле, с музыкой и танцами. Он рассказал ей о своем знакомом нищем, настоящем джентльмене, который распевает матросские песни и носит на голове модель кораблика; когда нищий пускается в пляс, кораблик бросает из стороны в сторону, словно в бурном море.

– А по ночам там устраивают фейерверки, до того великолепные и громкие, что даже старые вояки утверждают, будто не слышали ничего подобного за всю французскую кампанию.

Джеймс вернулся быстрее, чем предполагала Сара.

– Вы ждете ответа?

– Да, если таковой последует.

– Так вот, его не последует.

Застегнув сюртук на все пуговицы, лакей, подмигнув, пустился в утомительный обратный путь под серым утренним небом. Сара подошла к окну и смотрела ему вслед. Как приятно было знать, что он где-то по соседству, что в любой момент может снова появиться, и пить с ней чай, и рассказывать про Лондон.

– Джейн больна. – Джеймс произнес это с большим нажимом, чем дело того заслуживало. В конце концов, юная леди всего-навсего простыла.

Его едва удостоили мимолетным взглядом.

– Она вымокла под дождем, как мы и думали, а теперь у нее простуда, и ее оставили в Незерфилде.

– Да? – только и вымолвила Сара.

– Поэтому мисс Элизабет собирается к ней.

Что ж, по мнению Сары, то была не самая худшая новость. Если Джейн заболела, уж лучше ей болеть в доме Бингли: там к ее услугам целая армия, готовая услужить и помочь. В Лонгборне же болезнь означала бы массу лишней работы, которая ложилась на плечи горстки слуг: постельное белье для больной в отдельную комнату, носовые платки, особое питье, лакомства, еда маленькими порциями и постоянная беготня со всем этим вверх и вниз по лестнице. Как мило со стороны Джейн – и так на нее похоже – заболеть не дома!

– Значит, все будет хорошо, – сказала Сара.

Для Джеймса мгновение тянулось, как шерсть на сушильной раме. Нельзя показать Саре даже намеком, какое волнение она вызывает в нем. Его так и тянет обратиться к ней, прикоснуться, но нужно прикусить язык, выбросить эти мысли из головы, скрыть их даже от самого себя.

А Сара, пытаясь подавить чувство вины за то, что рылась в его вещах, будила в себе раздражение и даже негодование: почему, ну почему мистер Смит не обращается к ней так же дружески, как этот новый лакей? Почему Джеймс ни разу не рассказал ей о своих путешествиях, о том, где побывал и откуда приехал? Он не делал никаких шагов навстречу, он так неразговорчив, скуп на слова и даже груб! Ничего удивительного, что она его заподозрила. И ничего удивительного, что решила за ним шпионить…

Джеймс вздохнул. Сара вздрогнула и обернулась.

Он нехотя выговорил:

– Ладно. – И вышел во двор следом за тем мужчиной, под дождь, а она фыркнула с досады и вновь принялась за свою работу.


Отбытие Элизабет в Незерфилд сразу после дождя нижнему этажу особых хлопот не доставило. Барышня просто надела туфли для прогулок, застегнула добротный спенсер, накинула плащ с капюшоном и взяла зонтик на случай, если дождь польет снова. Подобное стремление обойтись своими силами заслуживало одобрения. Однако, глядя, как она выходит на тропинку, а оттуда на дорогу, Сара невольно подумала о чулках, которым после такого похода придет конец, и о нижней юбке, которую теперь ни за что не отстирать, сколько ни держи ее в щелоке. Просто невозможно вывести грязные пятна со светло-розового: а кипятить нельзя, шелк слишком нежная ткань.