Не притронувшись к завтраку, Робин прошел в спальню. Марианна спала глубоким сном, уснув совсем недавно, раз собрала ему завтрак. Заметив рядом с постелью пустой кубок, Робин поднял его, поднес к лицу и почувствовал едва ощутимый запах сонного настоя. Впервые на его памяти она по своей воле прибегла к этому средству – обычно справлялась сама.
Робин долго смотрел на ее бледное лицо с темными полукружиями под глазами. Разбудить ее было так просто! Достаточно провести ладонью по щеке или прикоснуться губами к виску. Но, согласившись с леди Рианнон, он все равно не нашел в себе сил сделать ни то ни другое. Словно какая-то сила гнала его прочь от Марианны. Возможно, он должен был воспротивиться этой силе, но не захотел, поддался ей. Поэтому он прикрыл Марианну краем покрывала – она так и лежала поверх него, не сняв платья, – и вышел, бесшумно закрыв за собой дверь. Достав перо и чернила, он написал несколько слов ниже последних строк, начертанных ее рукой. Оставив пергамент на видном месте, Робин взял колчан, вышел из дома и свистом подозвал к себе и вороного, и волкодава.
Она выпила сонный отвар, но его действие прекратилось, когда вороной копытами простучал под окнами дома. Марианна с тяжелой головой поднялась с постели, вышла в трапезную и сразу увидела, что завтрак, приготовленный ею, остался нетронутым. Напрасно она старалась смягчить Робина этим маленьким знаком внимания! Но письмо он прочел, судя по тому, что пергамент лежал не там, где она его оставила. Заметив возле пергамента перо и чернильницу, Марианна подошла к столу, развернула пергамент и увидела две строки, написанные решительным, твердым почерком Робина. «Моя леди, не уезжай, не дождавшись меня. Я вернусь, и мы все обсудим с тобой», – прочитала она, и в ее сердце затеплилась надежда, что все еще поправимо, все не так страшно, как ей представлялось ночью.
Чтобы чем-то себя занять до возвращения Робина, Марианна принялась за дела по дому, зная, что слуги вернутся нескоро. В сущности, ей не было особой нужды делать какую-либо домашнюю работу – в доме царили чистота и порядок, но она не могла ждать решения своей судьбы в пассивной бездеятельности. Умывшись и заплетя волосы в простую косу, она переоделась в скромное платье из светлого льна, не украшенное ничем, даже вышивкой. Убрав со стола, она отыскала в спальне рубашки Робина и отправилась к ручью, который протекал неподалеку от дома.
Закончив со стиркой, она развесила рубашки сушиться и присела рядом на траву, гладя ладонью влажную тонкую ткань подола, намокшего от брызг. Занимавшийся день обещал быть солнечным и теплым, на небе не было даже тени облачка. Лес вокруг шелестел ветвями, на которых только начали проклевываться первые листья, еще свернутые и наполовину не вылущившиеся из почек. Веселая птичья перекличка напомнила Марианне Шервуд. Как они были счастливы тогда, несмотря на опасность, которая подстерегала их на каждом шагу! Марианна подумала, что больше всего на свете ей хотелось бы прожить жизнь с Робином и Гвендолен в лесной глуши, хотя бы в этом охотничьем доме – небольшом, но уютном и любовно убранном. Она глубоко вздохнула и невесело рассмеялась над этим желанием: Робин через несколько дней начал бы метаться по дому, как дикий зверь по клетке, изнемогая от бездеятельности, сочтя подобную тихую и размеренную жизнь прозябанием!
