– В жизни у меня не было ученика бездарнее, – приговорил Рагар после первой же тренировки.
И скоро я возненавидела прекрасное ледяное лицо и пристальные глаза нового наставника.
Писать и перелистывать пергаменты в библиотеке я не могла уже по уважительной причине, но писала из принципа. И не плакала тоже из принципа. Не дождутся.
Увы, тренировки не прекращались ни на день: вывихи вправлялись, переломы заживали с той же скоростью, как появлялись. Матушка врачевала. Удивительный талант.
Диго заговорил со мной первым через три месяца взаимного презрительного молчания.
В то утро я одной правой рукой седлала свою лошадку в конюшне – низкую, косматую, особой горной породы. Левая рука висела на тряпичной повязке. Растяжение связок, ерунда. Что поделаешь – не муха, по отвесной скале ползать без веревки. Когда я сорвалась с уступа в пропасть, то не разбилась только непонятным чудом: словно огромная невидимая ладонь легла на спину, прижала к камню и держала, пока я выкарабкивалась, теряя сознание от боли.
– Рагар со мной поначалу и не такое творил. Думал, не выживу, – вдруг буркнул Диго, попытавшись помочь мне затянуть подпругу.
– Отойди, сам справлюсь! – сверкнула я глазами.
Мальчишка передернул плечами и отошел.
– Затянешь слабо – опять упадешь, – сказал вполоборота.
– Как упаду, так и поднимусь. Не твое дело.
– Можешь и не подняться. Сегодня поедем вдоль ущелья.
– Ну и сдохну, тебе-то что.
Подлезла под брюхо и затянула зубами проклятую пряжку. Оборжаться всяким. Диго не смеялся. Подошел, дернул, и седло свалилось. Сволочь.
– Послушай, Лэйрин…
– Я не позволял обращаться ко мне на ты!
– И я не позволял, ты первый начал. И что тут такого? Для младших сыновей лордов дозволяется этикетом такое обращение.
– Я не младший. Я – единственный и неповторимый.
И тут он впервые улыбнулся.
Жизнь бы отдала за его улыбку, как вспомню. Только бы еще раз увидеть. Диго, мой гордый Диго, что я тогда понимала?
– Раз ты наследник, почему рискуешь жизнью по пустякам? – уже привычно нахмурился он. – Она принадлежит роду.
– Ненавижу пафос.
– Ты и меня ненавидишь, что с того? Подпругу одной ненавистью не затянешь.
Он отодвинул меня в сторонку, и через минуту кобыла была оседлана. Я вскарабкалась на нее без его драгоценной помощи.
Прогулка намечалась не просто так: вместо очередной охоты мы ехали с ответным визитом в дом лорда Этьер.
Почему столь важное событие происходило без матушкиного участия, – я терялась в догадках. Может, она заболела? Королева никогда не болела, а ее изможденный вид в дни, когда мы возвращались с охоты, быстро приходил в норму. Но и в этот раз она осталась в замке вместе с Сильвией и несколькими слугами. Остальные сопровождали нас с лордом и леди Грахар.
Так далеко мы еще не забирались в Белогорье.
Я едва сдержала вздох восхищения, когда увидела дом рода Этьер.
Белоснежные колонны, арки, хрустальные шпили сияли и парили над скалой, как волшебное видение. Он был невелик снаружи, но продолжался в горе, ибо на самом деле оказался огромен. По сравнению с его великолепием наш замок был ветхой лачугой.
У горцев сложный этикет. Высших по рангу гостей хозяева встречают еще перед мостом, ведущим в замок, низших – в залах. Равных или низших по статусу, но особо уважаемых – ровно на середине парадной лестницы. Каждая ступенька имела свое значение.
Так вот, матушка пощадила гордость кронпринца, когда рассказывала о положении рода Грахар среди кланов Белогорья.
