– Лучше селёдочки с луком и молоком.
Валерка всё на свете ест с молоком, потому он такой толстый, и зовут его Халва.
– Не трави душу, гад.
– Слушай, если нас не покормить несколько дней, я только похудею, а ты-то, наверняка, сдохнешь.
– С чего бы это?
– У меня жирок с запасом, а у тебя кожа да кости.
– Если голодать придётся всей команде, – парирую я, – тебя первого съедят.
Валерка замолчал, а я подумал, что он подозрительно начал поглядывать на остальных – готовы ли те к людоедству или ещё потерпят немного.
За такими пустыми разговорами нудно тянулось время. Мы несли штанги по двое, и ещё двое отдыхали, впрягаясь в ношу после очередного перекура. И вдруг бунт. Отдохнувший Сашка Ломовцев отказался нести сосёнку.
– Боливар выдохся, и бревна ему не снести, – объявил он, мрачно глядя меж своих коленок. Плечи его сгорбила тяжёлая давящая тоска. Было ясно, что никакая сила на свете не заставит его подняться и взвалить на себя шершавый комель.
– Ну-ка, дай мне руку, – подошёл к нему Андрей Шиляев. – Я сначала её жму, а потом бью в торец, потому что терпеть не могу жать пятерню покойнику.
Сашка не испугался, лишь проворчал глухо:
– Бросьте меня здесь. А мамке скажите, чтоб пришла за мной с тележкой – сам не дойду.
– Ты дурак, мастер, – сказал его напарник Серёжка Колыбельников. – Столько протащиться и бросить сейчас, у самого дома.… Не понесёшь – мы тебя из команды того, выгоним.
Сашка упал на спину, заложив руки за голову, с тоскою глядя в небеса:
– Да хоть запинайте до смерти – дальше ни шагу…
– И не хочется, и жалко, да нельзя упускать такой случай, – сказал Колыбеля и стал кидаться в строптивого Ломяна сосновыми шишками, припасенными для младшего брата.
– Дать ему в хайло что ли? – сам себя спросил Шиляй, пожал плечами и отошёл.
Мы взвалили на плечи ненавистную ношу и, шатаясь, побрели дальше.
Оставшийся без пары и отдохнувший Колыбеля суетился:
– Не хотите ли порубать, мужики? Нет, правда, я сбегаю. Вон магазин-то, ближе, чем поле. Вы пока шлёпаете, я вафлей принесу, целый кило, у меня деньги есть.
И он побежал (откуда силы взялись?).
– Один хитрей другого – вот команда подобралась, – сказал Мишка Мамаев.
– Да какой он хитрец, дурак законченный, – я про Ломяна.
– А вафли это хорошо. Я их страсть как люблю.
– Голод, если книжки почитать, самое частое на Руси стихийное бедствие.
– А еда – самое главное, что есть на свете.
– Во базар, а… Больше не о чем поговорить что ли?
– В пустынях миражи – ну, пальмы там, озёра. Братцы, никто колбасу впереди не видит?
– Вон то облачко похоже на куриную ножку.
– Где, где? Цапнул сам и отвали, дай товарищу куснуть…
– Кажись, котлетами пахнет. Точно, где-то котлетки жарят.
Все зашмыгали носами, принюхиваясь.
За этими разговорами кое-как дотащились до места, которое планировали под футбольное поле. Сбросив на землю ненавистную ношу, мы повалились в ласковую траву, не в силах идти домой, как того требовали тоскующие животы. Впрочем, поджидали обещанных вафлей.
– Люблю есть, люблю спать, купаться, загорать, играть в футбол.… Да мало ли чего. Одно ненавижу в жизни – таскать брёвна.
– Ты не один, Толян.
