– Замечательный! – искренне восхитилась мама. – Сантиметров пятьдесят, не меньше. Расскажем папе, какую большую рыбу ты здесь ловил.
– Санечка, – сказала она, протягивая мальчику коробку, – я тебе очень признательна за внимание к Вадиму. Вот, поешь конфеток и бабушку угости.
Саня перестал улыбаться и отступил на шаг.
– Спасибо, не надо, – очень вежливо сказал он.
– Мам, зачем ты?.. – с испугом попытался остановить ее Вадим.
– Да ты не стесняйся, бери, – настаивала Лариса, – ты с ним столько возился! Не представляю, как еще можно тебя отблагодарить.
Саня, глядя в землю, осторожно обошел Ларису и быстро пошел к своему дому.
– Сань, а рыба… – упавшим голосом сказал ему вслед Вадим, но мальчик не обернулся.
Вадим похолодел. С чувством приговоренного к смерти он следил, как Саня скрывается в своем дворе.
– Что ты наделала?! – закричал он на мать рвущимся голосом и пнул ногой ведро. – Из-за тебя он больше не захочет со мной дружить.
Он бросился в дом, пробежал мимо бабушки и деда в спальню, упал на постель лицом в подушку и зарыдал так, словно у него разрывалось сердце. Бабушка всплеснула руками и попыталась его успокоить. Перепуганная Лариса гладила сына по голове и просила у него прощения. Все было напрасно. Ему казалось, что мир рушится, его мир, который вспыхнул ненадолго и вновь погас. Все проваливалось в темноту, в бездну, в беспробудное одиночество.
Дед, разобравшись в чем дело, взъярился:
– Сказано тебе было, Лариска, к Сане с подарками не лезть. И везде-то вы разводите свои бабские церемонии. Верно люди говорят: волос долог, да ум короток. Нешто он за подношение с твоим сыном сдружился?
– Вадим! – послышался за окном голос Сани.
Панически боясь ошибиться, Вадим вскинул голову, прислушиваясь с отчаянной надеждой в глазах.
– Вадим! – снова позвал Саня.
Мальчик взлетел, бросился к рукомойнику, учащенно дыша и приплясывая от тягостного нетерпения, двумя пригоршнями воды ополоснул лицо, мазнул по нему полотенцем и вынесся вон.
– Боже мой, – прошептала Лариса, глядя на родителей расширенными глазами, – не палач же я собственному ребенку. Будь что будет – возьму удар на себя. Пусть остается до сентября. Петя будет рвать и метать, но все лучше, чем такое горе.
Саня стоял у изгороди, упершись грудью в деревянную перекладину.
– Ты почему ушел и дома засел? Я жду, жду… Ты обещал сегодня со мной в библиотеку сходить. Забыл?
– Я… я думал, ты обиделся, – придыхая и шмыгая носом, проговорил Вадим.
– Я не красна девица, чтоб обижаться. А ревел чего?
Вадим густо покраснел.
– С мамой поссорился, – выдавил он.
– С мамой ссориться негоже, – рассудительно сказал Саня. – Маму беречь надо. Она у тебя одна, единственная. – Он вздохнул.
У них над головой со стуком распахнулись створки окна, и бабушка ликующе провозгласила:
– Вадя, радость-то какая! Мама оставляет тебя здесь до сентября!
Лариса как раз вышла во двор. Вадим обхватил ее за талию, зарылся лицом ей в грудь.
– Мамочка, я тебя люблю! Прости, что я плохо себя вел. Ты лучше всех!
Она посмотрела на Саню, и они улыбнулись друг другу.
