– Джульетту? – спрашивает он. – Вообще-то вы на нее не похожи.
Теперь Лотта знает, что в его глазах она не Каролина и не Джульетта. Со временем она выведала бы, что она представляет собой по его мнению.
– Ну раз вы так считаете… В любом случае я рада, что вы не Ромео и от любовной тоски не погибли. Будет лучше, если вы сконцентрируетесь на своем произведении. Папочка имеет на вас большие виды. Он утверждает, что вы гений.
– Папочка?
– У вас не было чувства, что мы как приемные дети?
Он морщится.
– Спасибо большое. У меня есть родители, которые хорошо исполняют свою роль.
Он замолкает на мгновение и потом продолжает:
– Вам уже сказали, что послезавтра я уезжаю в Берлин?
– А когда возвращаетесь?
– Не знаю. Боюсь, не очень скоро.
– Как жаль, нам будет вас не хватать.
– Это обнадеживает.
Он протягивает ей руку.
– Могу ли я просить вас немного прогуляться со мной?
– Конечно, – отвечает она.
Под руку они идут по дороге к берегу. У поваленного ствола останавливаются и садятся.
– Спойте для меня еще раз ту песню, – просит Вайль.
– Какую?
– Которую вы пели тогда на репетиции.
– Именно сейчас и здесь? Вы серьезно?
Вайль кивает.
– Конечно. Я бы хотел забрать в Берлин звучание вашего голоса.
– Не ждите от меня колоратур, я не оперная певица.
– Вы же знаете, как я отношусь к опере и к вокальной музыке. Обе прекрасны, но их время прошло. Мир жаждет такого голоса, как у вас. Он звучит естественно, будто создан для моих идей.
Она смотрит на него с некоторым сомнением.
– Вы пьяны?
Он качает головой.
– Ну хорошо, – соглашается Лотта.
Пока она поет, он не сводит с нее глаз.
– Может быть, вы навестите меня на Винтерфельдштрассе? – спрашивает он потом.
– Может быть.
– Может быть, на днях?
– Может быть. Кто знает, что будет завтра. Мы должны использовать каждую минуту, которая у нас есть.
Она поворачивается к нему спиной и смотрит через плечо.
– Разве это не странно? Петь вам было для меня сейчас гораздо волнительнее, чем раздеться.
Лотта спускает халат на плечи, чтобы он увидел ее голую спину. Нервный кашель сопровождает ее по дороге в воду. Она не оборачивается – нет, не из-за чувства стыда, а потому, что знает, что это произведет максимальный эффект. Она наслаждается, спокойно скользя по водной глади. Пока он снимает одежду, она смотрит наверх, на серебряный шар в небе. Она не помнит, чтобы хоть раз ее переполняли чувства так, как теперь, когда он еще не с ней. Это от уверенности, что он вот-вот к ней придет, и от ощущения, что настоящее слияние никогда не будет таким опьяняющим, как ожидание. И вот еще мгновение, и она смотрит, счастливая, на звездное небо, которое в городе никогда не увидишь, потому что люди создали там свой собственный небосвод из неоновых реклам и иллюминаций.
Двое в комнате – Берлин, 1925 год
Одним «может быть» дело не обошлось, и одним посещением тоже. Снова и снова после его отъезда из Грюнхайде Лотта отправлялась на Винтерфельдштрассе, где Вайль живет в пансионе. Пока ей не бросается в глаза, что каждый угол его квартиры завален нотами. Они написаны не только на предназначенной для этого бумаге, но и на пакетах и салфетках, которые выглядывают из карманов его пальто. Когда Лотта попадает в этот мир бесчисленных немых звуков, она иногда представляет себе, какой ужасный грохот должен возникнуть, если все эти ноты зазвучат одновременно.
В тот холодный январский день Вайль наконец справился с пассажем, который его замучил.
