Костик выпил остатки своего коктейля, который тянул почти час. Алёна сосредоточенно внимала его речам, не прерывая, заинтересованно сохраняя полёт его хрупкой мысли, отягощённой хмелем и конопляным дурманом. Он продолжил внятно разжёвывать:
– Сын подрос. Поднимается вопрос его будущего в мире людей. Сын должен пойти рисовать, потому что у него есть к этому талант, говорит папа. Нет, он должен пойти на хоккей, потому что он должен вырасти нормальным мужиком, не таким как ты, а если нет – я с тобой разведусь, говорит мама. Хорошо, тогда пусть пойдёт на футбол, говорит папа. Чтобы он там отупел, пиная мячи? Тогда он пойдёт на самбо, противоречит себе мама. Папа включает заднюю, сын идёт на самбо, получает там по голове и больше не ходит на самбо – мама увидела у него – о ужас! – бланш под глазом. Теперь сын никуда не ходит. Но больше всего он не хочет идти домой, потому что там нет ничего, кроме бесконечных разборок, где его используют в качестве или щита, или громоотвода. И вот сын сидит на улице. К нему подходят ребята из плохой компании. Доёбываются до него. Дерутся. А потом крепко дружат, как часто бывает у парней. Ребята из плохой компании предлагают сигареты, алкоголь, дружбу и хулиганство. Сын соглашается, просто потому, что нет никакой альтернативы. Оценки в школе летят в пропасть, как и отношения с одноклассниками и учителями. Но для мамы и папы – это просто очередной аргумент в пользу себя – это из-за тебя он такой, он весь в тебя. А сын уже хорошо втянулся в специфический быт плохой компании. Он – настоящий хулиган, а не те, кто не делает домашку. Он частый гость в детской комнате милиции. И обсуждение его поступков начинает понемногу роднить чужих людей – маму и папу. Они осознают и принимают тяжёлую судьбу, злой рок, который как-то невзначай прописался в их доме. Сын, считай, уголовник. Ужас. За что нам это, боже?! Папа и мама начинают прикладываться к бутылке. А после папины подзатыльники складываются в кулаки. И страшен лишь первый удар, а все последующие – просто тавтология. Проходят год, два, пять. Сын не часто бывает дома. Он всегда с плохой компанией, ряды которой постепенно начинают редеть. Кто-то из его друзей сел. Кого-то убили. Кто-то сторчался. Но сын сам по себе не глуп. Ему хватило ума не вставать на кривую дорожку, а идти с ней параллельно. И в итоге он кое-как с неё свернул. Но мама и папа не то что не приложили к этому никаких усилий, а наоборот, – подвели его к этой дорожке, где или небо в клетку, или яма два на полтора, но, чтобы это понять, нужно приложить усилия, взять на себя ответственность, повзрослеть, но зачем?.. Я это всё к тому, что не нужно думать, что случилось самое страшное из страшного. Страшно это не когда один раз смерть, а когда всю жизнь жизни нет. А, впрочем, каждому своё. Каждый распят на своём кресте, как любит говорит Володя. Сладких снов.
Костик шатающейся походкой ушёл ночевать в свою комнату, где уже тихо похрапывал жаворонок-Евген. Дверь в его комнату щёлкнула, дав Вове с Алёной возможность обменяться мнениями по поводу услышанной точки зрения, но они безмолвствовали. Каждый про себя сделал свои выводы из услышанного монолога, вслух их озвучивать не спеша. Алёна, конечно, уверила себя, что он явно перегибает палку и что она прошла через самое страшное. Как, собственно, и Вова.
– Я не прошёл через самое страшное. Мне идти с этим всю жизнь. Как и тебе, – подытожил Вова в ответ на мысли Алёны и допил потеплевшее до безвкусия пиво. – Ты же знаешь. От этой боли нет обезболивающего.
