– Я смотрю, ты налегке, – озадаченно произнесла, оценив скромность Вовиного скарба, любительница основательности и оседлости Алёна, облачённая в тёмно-коричневую водолазку и широкие чёрные брюки.
– Это всё, что нажил непосильным трудом, – высказал сомнительную правду Вова, разувшись, сняв кожанку и с трудом повесив её в измождённый количеством одежд гардероб, спрятавшийся за раздвижной светлой стенкой. – Куда идём?
– На второй этаж, у меня там покои, – бросила Алёна с особым интонационным лоском, путеводной звездой засияв в сторону лестницы наверх, поймав себя на странной мысли, – Вова будет первым мужчиной, допущенным в её личные апартаменты, не считая отца и Алекса.
– А брат? – Вова бросил вопрос куда-то в глубину бесконечности особняка, в его странную акустику, ловко прибирающую эхо, поднимаясь по деревянным ступеням и вольготно рассматривая изыски деталей. Детали в ответ лишь снисходительно отворачивали от него преисполненные снобизма взоры.
– Брат на куражах. Отсутствие тела, как выяснилось, этому совсем не помеха, – высказала обоснованное фи Алёна, ступая впереди и заплетая длинные волосы в симпатичный хвост.
– Что есть, то есть. А пожрать нет у тебя ничего случаем? А то Коди-подлец отказывается готовить, а с деньгами так себе, у меня все карты заблокировали.
– Есть, не переживай. Сама готовила.
– Уже страшно.
Алёна недовольно скрестила руки на груди и надула губки прелестным бантиком негодования, удивившись такому оголтелому, невоспитанному, практически дембельскому хамству.
– Нам сюда, – её ладонь грациозно коснулась двери. – Ты можешь спать вот на этом диване. Спальник тебе вряд ли пригодится.
Опрятный, крутобёдрый диван нежно-кремового цвета, стоящий у широкого окна и разложенный открытой на самой интригующей странице книгой, примерялся к Вовиному росту – поместится ли этот скуластый, небритый господин целиком? Поместится.
– У меня привычка брать его с собой. В той времянке бывали, мягко говоря, проблемы с отоплением. Там старый газовый котёл был и вечно ломался. Тебе же всё это очень интересно. А ты, видимо, будешь почивать на этой необъятно прекрасной перине?
Кровать Алёны действительно оказалась выдающейся в пространственном и качественном выражениях, подразумевающих целую церемонию отхода ко сну.
– А ты догадливый, – деловитая Алёна встала руки-в-боки у ложа, размышляя о том, как бы она сама оценила подобное великолепие, увидь его со стороны. – Ладно… Бросай вещи тут. Пойдём есть.
Просторная кухня отдавала бледно-бежевым. Стройность линий наводила тоску. Грация полузастывших теней играла в прятки с пламенем свечей, установленных на антикварных пятизубцах, и неживыми огнями диодных, умело спрятанных подсветок, стекающих откуда-то из-под граней потолка. Чрезмерная изысканность винтажной мебели сохраняла самообладание при виде любого, даже самого требовательного гостя. Кухня самодовольно пищала, лоснилась, пряча за помпой гарнитура изыски посуд, созданных трудолюбивыми руками, а не бездушным конвейером. Всё здесь было как-то излишне непросто даже в мелочах: рукояти ножей красовались сложным орнаментом, встроенная техника блестела редкостью металлических сплавов и богатством интерфейса, и даже фитили свечей давали, сгорая, породистый, с позолотой, свет. А по итогу всё это не произвело вообще никакого впечатления на Вову – он осмотрел кухню беглым мещанско-недотошным взглядом, глазом ни за что не зацепившись.
