Украдкой дотронувшись до упругой коры деревьев, точно к приятным воспоминаниям прикоснувшись, она села на край парапета, почти полностью погруженного в сыпучий песок, облокотившись спиной на пальму, и волны, шепчась, нежно кутали ноги. Эротично-томный, приглушённый лоск гладкости женского тела и скользящих по нему капель сделались единым целым. Вова сел рядом.
Тёплое морское молчание сидело между ними и, так же как люди, просто болтало ногами во вьющейся, резвящейся воде.
– Море и правда может успокоить шрамы, – вспомнил слова Алёны Вова.
– Ага… Как хорошо здесь, – Алёна провела ножкой по океану.
– Жаль, это лишь сон, – ответил Вова, пересыпая горсть песка из ладони в ладонь, точно пытаясь укротить время.
– Но это хороший сон.
– Хороший.
– Хочется остаться здесь навсегда.
– Ну да, – согласился он. – Не делить недели на дни, а годы на месяцы. Давать друг другу друг друга взаймы и всё равно оставаться вместе. Даже в рифму получилось.
Она лишь жемчужно улыбнулась и взяла его за руку. Он мягко сжал её нежную ладонь в ответ.
– Мы же запоминаем сны. Сон может быть хорошим воспоминанием. А, как я поняла, у тебя с этим дефицит. Пусть у нас на двоих будет что-то светлое, согревающее, лёгкое и приятное. И только для нас двоих.
Вова улыбнулся. Как-то по-летнему тепло, точно в сердце был июль.
– Пусть.
Взгляды ребят пленили огромные, поющие в небе киты. Они выпрыгивали из океана, подолгу паря в небесах, среди взбитых облаков и гроздей созвездий, и под аккомпанемент молчания улыбчивой луны шумно падали обратно в далёкие воды.
Алёна, сев ближе, положила голову Вове на плечо, и мокрые волосы её улеглись на его груди. Щелчком пальцев она наколдовала кальян. Забурлила в нём топкая ночь, далёкой небесной простыней Млечного Пути укутанная.
– Если во сне есть дым – это пустой сон.
– Так пишут в сонниках, читая которые можно умереть от тупости, – хихикнув и впустив немного сладкого дыма в лёгкие, Алёна аккуратно повела плечиками.
– Никогда не думала жить в месте, подобному этому? Дышать океаном, петь с китами, смотреть в глаза звёздам, – Вова обхватил колени, взор вознеся к листьям-лопастям пальм, покачивающихся парусами, обуздавшими тёплые игривые ветра.
– Всю жизнь думаю об этом. Но родители привили любовь к городу, к стране, к природе. К людям. Наверное, рай должен оставаться недостижимым. Непостижимым. Он должен рождать лишь верные устремления. Иногда и мечта должна оставаться лишь мечтой. Остаться не претворённой. Своей рукотворной недостижимостью двигая вперёд.
Вова ощутил прикосновение истины к сказанному Алёной. Истины, которой также чужда постижимость.
– Даже любимая мечта?
– Даже.
– Накатим за это?
– Да!
Рядом самым волшебным образом возникла откупоренная бутыль с изящно вытянутым горлышком, до краёв наполненная красным напитком, и два стройных фужера хрупкого стекла.
– И даже до ночного магаза бежать не нужно, – наигранно удивился Вова.
– Наливай, мужчина, – командовала Алёна, элитным жестом придав намерению серьёзности, зрелости и решимости.
– Так точно, женщина, – Вова разлил напиток в две изящные формы, безупречно солнечному нектару подходящие.
– Погоди, добавим ещё один ингредиент, – Алёна подушечкой пальца коснулась тончайшей окружности хрусталя, извлекая тонкую высокую ноту, разбежавшуюся сферой сразу во все стороны.
В каждом из краснощёких бокалов, пьяно ворковавших, появилось крохотное, полурастворённое солнце, некогда виноград взрастившее, а сейчас таящее в вине персональным, миниатюрным рассветом.
