Вова медленно превращался в человека, чёрная шерсть его опадала, звериные лапы перевоплощались в человеческие руки и ноги.
– Странно, здесь луна светит, а ты, наоборот, становишься человеком, – подметила нестыковку теперь улыбчивая Алёна.
– Так я под действием твоих чар им становлюсь. Ты мне хоть шорты придумай, не ходить же нагишом перед леди, – сказал, полчеловека спустя, Вова. – Раз сама так легко меняешь одеяния.
– Я подумаю.
Алёна с доброй усмешкой наблюдала за оборотневой трансформацией Вовы, который, оперативно разогнувшись, встал на вполне человеческие ноги, голову волка по-прежнему сохраняя.
Сама Алёна преобразилась. Гладчайшая кожа её, посеребрённая луной на каждом плавном изгибе, мерцала, налившись бронзой загара, спина осанисто распрямилась, волосы удлинились и заиграли привычными шелковистыми переливами, упругие формы её оказались стиснуты тонким раздельным купальником, поверх которого к мокрому телу прильнула прозрачная хлопчатая рубашка, обведя и подчеркнув каждую линию.
Тёплый ветерок веял с океана, неся на своих плечах солёный аромат. Голубел белый свет луны – небесной и отраженной в воде и ночи. Серебрился в полутьме песок, выстлавший берег. Цикадами вызванивали плавящиеся звёзды и замершие кометы, объятые переливчатыми сияниями. Алёна зашла босыми стопами в воду – почувствовала мягчайшее песчаное дно, скрытое игривыми, бархатными волнами. Голые ноги её очертились в воде ярко-фиолетовым светом. Под подошвами пульсировали невесомые пряди люминесцентных водорослей, точно в них билось сердце, сердце океана.
– Всегда хотела это увидеть. Чтобы ноги светились в воде, – ссыпала совершенно детский восторг в голос Алёна. – Столько раз бывала на островах и ни разу не видела.
– Видишь, как ты меняешься, в зависимости от места, – отметил Вова-оборотень, обретя, наконец, человечность и сохранив нравственность при помощи вовремя полученных чёрных шорт. – О! А вот за это спасибо.
– Зато ты не меняешься. У тебя даже во сне шрам от ожога остался на месте, – подметил внимательный взор Алёниных снова бездонно-зелёных глаз. – И ты довольно неплохо сложен. Или это моё воображение?
Вова казался в ночи выплавленным, вылитым из металла.
– Ты фантазируешь. В реальности я старый лысый толстый алкаш.
– Точно! Как я могла забыть. Пошли, пройдёмся.
– Пошли.
Он последовал бродить за ней по просоленной кромке воды до края крыши, где неведомая могучая сила ровно делила стихии пополам. Океан стоял безмятежной, мирной стеной, спокойно впуская в свои воды едущие где-то внизу одинокие автомобили, дальнейший свой вояж совершающие уже в качестве субмарин, равно как и гуляющих прохожих, становящихся в момент погружения в океан глубинными ныряльщиками, ищущими жемчуг упавших звёзд.
– Это какое-то конкретное место? Судя по тем двум пальмам.
Вова кивнул на высокие, гибкие деревья, мгновенно проросшие за спиной и разбавившие прибрежно-высотный пейзаж своей величавой тропической стройностью. Верхушки их были увенчаны широкими листьями-лопастями, а меж стволов был с ленивым прогибом натянут везде уместный гамак, манящий качественным бездельем враскачку. Смущённо смотрели в океан пальмы, будто стесняясь в воду войти, лишь аккуратно прикасаясь корнями к кружевам ухаживающих волн.
– Да, есть такое место. Надеюсь, смогу тебе его когда-нибудь показать, – тепло произнесла Алёна, прогулявшись до пальм и изящными стопами оставляя следы на мокром песке, в лебяжью грацию форм которых заливалась луна.
