Раньше.
– Не знаю, – честно сказала она. – Мне без надобности, но могу поинтересоваться…
– Твой родственник случайно не упоминал Белялинских?
Ее что, допрашивают?
– Ему и упоминать не надо. Он у них приказчиком подвизается.
– Что ты про них знаешь?
Определенно, допрашивают.
– А что мне за это будет?
– Мое хорошее к тебе отношение, – Себастьян еще подвинулся. – И кусок одеяла.
– А разве ты плохо ко мне относишься?
– Ольгерда!
– Что? Признай, тебе ведь было удобно. Являлась по первому зову. Когда становилась не нужна, исчезала. Ни тебе претензий. Ни тебе скандалов… почти… извини, но себя не переделаешь. Главное, что никаких усилий…
– Чего ты хочешь?
А вот это уже другой разговор. И Ольгерда, подтянув одеяло – не хватало еще насморка получить, хороша она будет, соблазнительница, с текущим носом, – сказала:
– Мне нужен Порфирий.
Себастьян повернулся к ней и, смеривши насмешливым взглядом, поинтересовался:
– Тебе как, указом его во владение? Или просто бантик повязать?
Издевается?
Ведь понял распрекрасно, что ей нужно, но вот…
– Я хочу, чтобы ты его проверил, – Ольгерда не собиралась упускать этот шанс. – Ты ведь можешь? Его состояние…
…а то бывают и такие, которые золотишком сыплют щедро, но все в кредит, за душой и медня ломаного нет. Конечно, Порфирий производил впечатление человека серьезного, но чем Хельм не шутит?
– …его интересы…
…ибо ничего так не сближает с мужчиной, как общие интересы…
– И главное, нет ли за ним обещаний… личного свойства. Понимаешь?
– Нет.
– Невесты! – рявкнула Ольгерда так, что Себастьян подскочил. – Боги милосердные! Нет ли у него невесты! А то…
…есть и такие, которые соловьями разливаются о будущей прекрасной жизни, а после раз и женятся, что характерно, на какой-нибудь дурнушке с немалым приданым. Нет, Ольгерде не так много осталось, чтобы рисковать попусту.
– Хорошо, – Себастьян согласился как-то подозрительно быстро. – Слово даю.
Что ж, слову его можно было поверить.
– Белялинские… честно говоря, не самые приятные люди. Нет, не подумай, я вообще людей не особо… – Ольгерда откинулась на подушки и глаза прикрыла.
Завтра надо будет заехать в салон мадам Рушье, чтобы восстановила цвет лица, а то ведь годы не те, чтобы ночные бодрствования сами собой исчезали.
Уже маловато будет ромашкового льда.
И сыворотка молочная не поможет.
…двадцать злотней, не меньше. А если с аппаратом паровым, который в прошлый раз мадам весьма рекомендовала, и того дороже… но внешность – единственный капитал, а капиталы надобно беречь.
– Меня несколько недолюбливают… Белялинские и вовсе года два тому принимать отказались… мол, репутация… можно подумать, сама она – белокрылая лебедушка… и дочки еще их.
– По порядку.
Порядок… всем порядок нужен, а Ольгерда эти порядки ненавидит еще с тех самых пор, когда дражайшая тетушка, что сейчас трясется за своего урода-сыночка, заставляла ее перебирать старые чулки.
Натягивать на банку.
Штопать.
Сворачивать клубочком…
– По порядку, – Ольгерда облизала пересохшие губы. А ведь тетушка с панной Белялинской знакома… определенно… – Раньше Ганна Белялинска, тогда еще не Белялинска… не спрашивай, фамилию тогдашнюю не вспомню, с теткой соседствовала. Она сама, хоть и из дворян, но бедных. Тетка сказывала, что она вечно голодной ходила. И одежду в лавке старьевщика брала… и ненавидела жутко все это… ее родители разорились и как-то быстро, поэтому…
Ольгерда поднесла ладонь к лицу.
