– Дыши глубже, – посоветовал Геральд. – Помогает. И бежать… куда? А главное, зачем?
Откуда ей знать?!
– Забудь все, что тебе говорили, – Геральд поднялся, движения его были текучими, плавными. – Закрой глаза.
Он оказался вдруг рядом и, присев на кровать, обнял. Руки холодные.
И сам он, что кусок льда, в который уходит ее ярость.
– Поплачь, если хочешь, я понимаю, тебе тяжело… у меня-то никогда другой жизни не было, – он говорил тихо и гладил Гражину по плечу, а она и вправду разрыдалась. – Меня с малых лет учили это контролировать. А твоя матушка повела себя безответственно.
– П-почему?
– Обиделась на нас. А может, решила, что если у тебя раньше сила не пробудилась, то уже и все… ты помнишь, тебе было восемь, когда мы встречались?
– Нет.
– Совсем?
Гражина помотала головой. Ведьмака она бы точно запомнила, а…
– Мне тогда было тринадцать. И я сопровождал твою бабушку… бабушка у нас в семье самая главная. Ее все слушаются. Кроме твоей матери.
– Это да, – Гражина всхлипнула, понимая, что почти успокоилась. – Маменька никого не слушает…
– Есть такое… на тебе было белое платье с бантами. С синими. И волосы тебе завили такими вот кудельками…
Он покрутил пальцем.
– И вокруг тебя еще осы крутились…
…и Гражина вспомнила. Нет, не его, потому что мальчишка в черном строгом костюме, слишком плотном для жаркого летнего дня, не имел ничего общего с этим вот человеком. Тот мальчишка держался рядом с женщиной, которая злила матушку.
…платье цвета весенней зелени. И еще кружево. Шляпка крохотная, украшенная речным жемчугом и лентами. И Гражине предложили шляпку примерить, а матушка не велела трогать. И конфеты забрала, мол, Гражина и так слишком много сладкого ест.
– Ты хотела посмотреть? Смотри, – матушка сердилась. – Она самый обычный ребенок… я бы заметила, если бы что-то было не так…
…цвела липа.
…и в пышных кудрях ее гудели пчелы. То есть, сперва они гудели в липе, а потом одна стала кружить над Гражиной. И вторая, и третья… и пчел стало множество, а Гражина их боялась жутко.
Она вдруг вспомнила, как сидела, боясь шелохнуться. И дышала-то через раз, и…
– Пожалуй, – женщина щелкнула пальцами, и пчелы исчезли. А парень в черном костюме отвернулся. – Да, пожалуй, ты права…
– Видишь, вспомнила, – Геральд улыбнулся. – Тебя проверяли… обычно к этому времени сила, если и есть, раскрывается. А страх или гнев – лучший способ заставить колдовку к этой силе обратиться.
– Значит, сила нужна была…
– Не только, – он подтянул сползшее одеяло. – Мы бы виделись чаще, но твоя матушка была категорически против. Она не желала иметь с семьей ничего общего. Увы, мы привыкли уважать желания друг друга и потому оставили ее в покое…
…матушка.
…а та женщина, выходит, бабушка… и еще другие есть, он сказал.
– Почему тогда ты вернулся, – Гражина смахнула слезы рукой.
– Я же говорил. Были знаки. И карты ложились. И на крови… не пугайся, мы если и гадаем, то на собственной крови, – он улыбнулся и стал почти красив.
…на папу чем-то похож. Тот тоже был спокойным, в противовес матушке с буйным ея норовом.
– Меня отправили проверить…
– Силу?
– Не только, – он вздохнул и отодвинулся. – Сила – это еще не все, далеко не все… это сложно объяснить, но… мне нужно было понять, на что ты способна. И говорю сейчас не о колдовстве… ты легко согласилась служить Хельму…
– Это плохо?
– Забудь про плохо и хорошо, – Геральд коснулся лба Гражины. – Есть Закон. И я говорю не о человеческом. Нельзя менять богов по желанию своему, ибо однажды переступив черту, ты не вернешься назад. Ты вступила в игру сразу, даже не пытаясь задуматься над тем, что делаешь. И душу бы продала, думаю, с легкостью. Чего ради?
