С письмом Элен хотела справиться сама. Как оказалось, она говорила и писала по-французски. А вот насчет самого перевода моя помощь была очень кстати.
Она сразу же принесла мне пачку наличных евро, ту сумму, которую просила отправить с французского счета. Я начал было отказываться. Хотя разумнее было, конечно, взять деньги сразу, получалось меньше суеты, меньше беготни из-за расчетов.
Подруга ответила по сотовому и вышла разговаривать куда-то в коридор. Элен вдруг смотрела на меня с недоверием.
– Вам нравится жизнь во Франции? – спросила она.
– Иногда нравится. Иногда не очень.
В ее глазах промелькнула покорность и непонимание.
– Спроси я вас, нравится ли вам жизнь в Москве, вы бы начали всё ругать, разве нет? У русских так принято. И вы были бы правы, по-своему.
– Да нет, я как-то… Почему вы так думаете?
– Когда живешь… когда смотришь на вещи со стороны, всё видится лучше. А когда долго сидишь на одном месте…
– Вы православный?
– От рождения, да, – ответил я, но я не сразу понял суть вопроса. – Почему вы спрашиваете?
– Да так…Значит, вы русский… в душе. Даже если давно… давно не жили здесь.
– С годами я чувствую себя… вот как вы, немного немцем, – сказал я в шутку. – Ясность, порядок… С этим проще жить. Всё ли мы про себя знаем?
По ее лицу прометнулась неуверенность.
– Вы же писатель.
– Это что-то меняет?
– Вы должны… должны понимать, кто вы. Лучше других.
– Почему лучше других?
– Так, – пожала она плечами. – Мне кажется…
– Я перестал писать.
– Почему?
– Надоело.
Она расспрашивала и дальше, и всё в том же духе: о книгах, об издательствах, о Франции и почему-то о католиках, о том, как они относятся к православным, что думают о пресловутом экуменизме, о котором теперь столько разговоров, но в основном исходящих из той же среды.
Вскоре я стал прощаться. Мы договорились созвониться на следующий день вечером…
В начале лета я вернулся во Францию. Дом в Ипёкшине на лето перешел в пользование родне. Но это стало лишь поводом для моего отъезда. Загородная жизнь моих проблем не решала, а только отодвигала их в необозримое будущее, как это часто и бывает, когда пытаешься поселиться в деревне не в силу каких-то естественных причин, а просто чтобы попробовать, ради смены обстановки…
Лето в Париже обещало быть не жарким. К концу июня погода держалась неясная, сырая. И, как всегда, в этот период, а сегодня оказавшись еще и на распутье, в городе я находился безвыездно. Приходилось думать о работе, о заработках. Сбережений мне могло хватить на несколько месяцев. Затем ожидало безденежье – не пособие по безработице, а социальное, нищенское. Но мне повезло хотя бы с бывшим работодателем. Бывший спортсмен, чемпион по биатлону из Лиона, проживавший теперь в Женеве, по завершении карьеры ринулся в предпринимательство. Боссом же чемпион стал с моей помощью. Несколько лет назад, на волне рассвета «новой экономики», в обмен на долю в бизнесе я фактически создал для него небольшую фирму. Компания реализовывала через Сеть редкие сорта бумаги. У него же я потом и подрабатывал на окладе. Однако компания начала штамповать полиграфический ширпотреб, перерождалась. Я не верил в дальнейшие перспективы. Разумнее было забрать свое и уйти, пока было что забирать. Из выплаченной мне доли сегодня оставалось меньше двадцати тысяч евро. Долго не протянешь. И тем не менее я позволил себе передышку. Больше не хотелось временных решений.
