Ловитарь - страница 23

Оказалось, что с моими книгами из всех моих бывших попутчиков знаком был только один Павел. Он прочитал первые два романа, практически десять лет назад, и даже пытался найти меня тогда в интернете, чтобы познакомиться лично. Но Судьба не сложила тогда наши пути. И теперь, спустя эти долгие годы, когда он забыл и о прочитанных книгах, и о желании познакомиться со мной, и даже о мечте поехать на Алтай, загадочная Сила не просто свела нас на алтайской трассе, но и сделала участниками разговора, который произвел на Павла неизгладимое впечатление. Он затронул какие-то настолько глубинные пласты сознания, что их тектонический сдвиг привел к полной потере интереса к их дальнейшему совместному путешествию в прежнем составе.

Лера с Женей постоянно ссорились, мирились, опять ссорились, совсем не стесняясь своих гостей. В результате они расстались на одной из баз. Злата полетела обратно в Москву из Горно-Алтайска, а Павел, получив от меня согласие на встречу, возвратился в Барнаул. Там мы и встретились в одном из кафе, расположенном в старом районе города. Пили травяной чай, весело вспоминали совместную поездку, ее последствия, потом обсуждали первое знакомство с моими книгами и впечатления от них. Несколько часов пролетели практически незаметно. Затем, наконец, настал тонкий психологический момент, к которому все предыдущие разговоры были лишь прелюдией, «разогревом».

Павел все «кружил» вокруг да около своего глубинного мотива, который, видимо, и послужил причиной нашей встречи в Барнауле, но все не решался его озвучить. Пришлось пойти ему навстречу и немного помочь. Я дождался возникновения очередной неловкой паузы, которых после бурных воспоминаний становилось все больше, и проговорил, пристально глядя на собеседника:

– Учитывая наше заочное знакомство много лет назад и совершенно удивительное недавнее очное знакомство, я предполагаю, что наша встреча имеет какую-то глубинную цель. У тебя же есть какой-то важный вопрос ко мне?

Павел смутился.

– Да, есть такой вопрос. Но я не знаю, как его сформулировать. Столько хочется спросить… А у меня, если честно, мысли вразлет.

Я понимающе кивнул.

– Тогда предлагаю начать с главного. С самого главного.

Павел закусил губу и задумчиво нахмурился, перебирая в уме все приготовленные заранее вопросы и определяя их приоритетность.

– Понимаешь… Тогда, когда я твои первые книги прочитал, у меня была уже база определенная. Можно сказать, я уже был эзотерически подкован. Но после прочтения я поймал чувство какое-то… странное. Во-первых, на Алтай очень захотелось попасть. Во-вторых, у меня было очень четкое ощущение, что мне с тобой надо встретиться. Что я должен что-то очень важное для себя узнать. Понятно, что у тебя таких желающих полно, и со всеми не навстречаешься. Поэтому я с пониманием отнесся к тому, что не получилось тогда нам познакомиться лично. Видимо, я и сам не готов был. Так вот тогда, еще после твоего первого романа, я вдруг, ни с того ни с сего, решил сам написать книгу. Идей было много, а опыта не было совсем. И я мучился – с чего начать, как ее писать? Мне, наверное, тогда от тебя какие-то советы и нужны были. Провалындался я с ней несколько месяцев, интернет весь изрыл, но ничего конкретного не нашел. А самому писать ее не получалось. Прям затык какой-то. Ну, я со временем эту тему и приглушил. Все реже за комп садился, а потом и вовсе забросил. А в машине, во время вашего спора с Лерой, меня словно током прошибло. Сначала очень зацепила твоя позиция относительно того, что творческие люди не должны обсерать и унижать друг друга. Есть в ней какой-то очень трогательный момент, отсутствующий в современном мире. Вдруг очень остро это ощутил. Что каждый творческий человек сам по себе и сам за себя. А еще, возможно, против всего мира. Во всяком случае, очень некрасиво сразу проявилась позиция Леры. Она ведь действительно имеет отношение к профессиональному искусству. Даже, по-моему, на уровне администрации или министерства культуры. И тут такая реакция. Я сразу вспомнил, что чем больше я общался с представителями творческого мира, тем больше удивлялся тому, что в них часто встречаются очень неприглядные черты – зависть, интриги, непринятие своих коллег, резкие суждения… Я это как-то машинально списывал на то, что это люди с тонкой душевной организацией, восприимчивые, остро реагирующие на все. Но возникал диссонанс – это же, по идее, культурный авангард общества, некий эталон, образец гармонии и вообще развития. Что искусство призвано пробуждать как раз светлые стороны человека. Но тут, во время вашего разговора, как будто ясно увидел, что есть в этом направлении какой-то тщательно завуалированный обман. И вот вас слушаю сижу, а внутри будто заслонки открыли, и на поверхность такое поперло… Словно это все каким-то боком и про меня было. Столько совпадений. Я ведь и «Короля и Шута» раньше слушал. Правда, многие песни только у тебя в машине впервые услышал. И прибухивал, и траву курил, и психоделики пробовал – грибы, ЛСД, Айяваску. А тут услышал от тебя про это все и обалдел, честно говоря. Испугался даже, можно сказать. У меня ощущение было, что я в перекресток какой-то угодил, где моя прошлая жизнь сошлась с настоящей, а точка пересечения – машина, которая на Алтай, давно мной загаданный, мчится. Сюр, честно говоря. А когда я узнал, что ты – тот самый Коробейщиков, с которым я десять лет назад встретиться мечтал, я думал вообще «с колес съеду». Настолько это все как-то нереально было. Так вот, – Павел набрал полную грудь воздуха, словно подойдя к самому главному вопросу, – у меня эта книга моя опять из головы вылезла. Я понял, что не забыл про нее, а так, спрятал до поры в подсознании. А она все это время зрела там, соками набиралась, а потом – бац, и выпрыгнула наружу. И если тогда я считал, что это просто блажь какая-то, то сейчас есть очень четкое ощущение, что для меня это очень важно. Так важно, что если я ее не напишу, то и вправду с ума сойти смогу или что-то вроде этого.