– Конечно. Там все спокойно. Постовые говорят, что опер приходил около восьми, оттуда пошел дактилоскопировать потерпевшего.
– Ничего не понимаю. Слава, если Фужер найдется, позвони, ладно?
– Ладно, будем искать.
Положив телефонную трубку, я обнаружила в постели рядом с собой доктора Стеценко, правда, под отдельным одеялом, как и подобает порядочному доктору, изнуренному оказанием пациентке медицинской помощи ночь напролет.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил он, обозревая с подушки мое телесное повреждение.
– Нормально. Сашка, Кужеров куда-то пропал. Из больницы не вернулся. Ничего не понимаю.
– Ну и чего ты не понимаешь? – Он лег на бок, подсунул ладонь под щеку и залюбовался моей травмированной физиономией.
– Не понимаю, куда он делся?
– А чего тут понимать? У него вчера на лице было написано, что душа горит и просит продолжения банкета.
– Ты намекаешь, что он вместо больницы пошел в рюмочную?
– Почему? Тебе же сказали, что он дошел до больницы.
– Значит, после больницы пошел напился?
Я расстроилась. Мне сразу представилось, что Кужеров, напившись, потерял набор для дактилоскопирования, а заодно полученные отпечатки, ксиву и пистолет.
– Ну уж это не закажешь. Он большой мальчик.
Раздосадованная, я отбросила одеяло и накинула халат.
– Маша, – робко позвал Александр, не меняя позы, – ты извини, я вчера тут прилег рядом с тобой и заснул нечаянно. Я себе ничего не позволял, правда.
Я не удержалась и хмыкнула при мысли о том, что мы со Стеценко вполне целомудренно провели ночь в одной постели; в той самой, которая в свое время чуть не развалилась от наших жарких объятий. А тут – «ничего себе не позволял»...
– На сколько тебе поставить будильник?
Сашка тут же сел в постели:
– Не надо будильника, я уже встаю.
– Еще рано, двадцать минут седьмого.
– А я тебе завтрак приготовлю...
– Саша... – я присела на край кровати, – а почему ты говоришь со мной таким заискивающим тоном? Это тебе не идет.
Сашка помолчал, потом сказал:
– А я не знаю, как с тобой разговаривать. У меня все время такое чувство, что я что-то делаю не так.
Не ответив, я встала и ушла в ванную.
Умываясь и причесываясь, я анализировала свои ощущения и не могла сосредоточиться. Когда мы сели за стол, я спросила Сашку, знает ли он про моего итальянского жениха? Он кивнул с серьезным видом. Закипел электрический чайник. Сашка вскочил и стал наливать мне чай. Я с упорством маньяка продолжала начатую тему. Стоя сзади меня и наливая чай, Сашка тихонько поцеловал меня в затылок.
– Ничего, что ты целуешь чужую невесту? – спросила я, замерев под его губами.
– Давненько я не целовал чужих невест, – прошептал он мне на ухо, поскольку именно в этот момент на кухню прибрел заспанный Хрюндик в смешных трусах с расцветкой британского флага. Мы с Сашкой сделали вид, что ничего более интимного, чем совместное кипячение чайника, между нами не происходит, но Хрюндика на кривой козе не объедешь.
– Целуетесь? – спросил он, зевая во весь рот.– Саша, можешь не отскакивать от мамы, я все равно сейчас в туалет пойду...
Но поскольку ребенок проснулся, обсуждать своих женихов и чужих невест было уже неприлично. Получился вполне семейный завтрак, как в старые добрые времена. Только я знала по опыту, что выйдя со мной вместе на улицу, Стеценко исчезнет на неделю, не будет ни звонить, ни приезжать, и все нежные чувства, которые я к нему сейчас испытываю, без подогрева превратятся в пыль и досаду, под знаком «не больно-то и хотелось».
