Остальные пытались отдышаться после гонки за чёртовым Крейном – а быстрый он! – или улыбались, опьянённые не только алкоголем, но и охотой. Всё это было для них игрой без последствий, где нужно поймать и выпустить внутреннего зверя на одного маленького мерзкого индейца, которого ненавидели их родители и почему-то ненавидели они сами. Потом грянул выстрел, и двое ребят отшатнулись назад, мигом протрезвев.
Пистолет стрелял резиновыми пулями, и одна такая больно впилась Вику в ногу, когда он замешкался. Он громко закричал и согнулся пополам, схватившись за ляжку. Дружки Палмера рассмеялись, за ними неловко потянулись остальные. Захохотав, Майк прищурился и прицелился, а потом опять спустил курок.
Он палил по ногам, и Вик, хотя ногу страшно жгло и он почти её не чувствовал, смешно высоко подскочил, как Хитрый Койот из мультиков Луни Тьюнс: другого выхода всё равно не было. Он почти ничего не видел: перед глазами плыли мушки, разбитая голова была залита кровью. В волосах блестели бутылочные осколки. Майк выстрелил ему под подошвы ботинок. Вик снова подпрыгнул и вскрикнул от страха, а потом отступил к самому краю этажа, туда, где спину ему вылизывал ветер, а внизу дышала тёмными объятиями пропасть. Но даже это его не пугало так сильно, как безжалостные люди напротив.
– А теперь повыше возьми, – сказал Люк, и Майк хмуро взглянул на него. – Чего ты пялишься? Их же кастрировали в восьмидесятые. По программе принудительной стерилизации… Жаль, что твой папаша под неё не попал, слышишь, Крейн?
– Нет, это уже слишком, – поморщился Тейлор.
– Не слишком! – вмешался Люк. – Да эта обезьяна спит и видит, как бы засадить свою штучку моей девчонке, Тей! Ты думаешь, мне это нравится?
– Я так не думаю, – твёрдо сказал тот. – Но…
– Значит, мы позволим маскотам трахать наших женщин, да? Жить в нашем городе? Ходить с нами в одну школу, а потом на одну работу? Хочешь, чтоб он потом наплодил такую же шваль? Меня это всё достало. Он наглый грязный засранец. Он почти животное. Хуже, чем животное.
– Да, это так, но…
– Погоди ты со своим «но». У меня есть пушка покруче. Погляди.
Люк сунул руку в карман джинсовой куртки, и оттуда показалась воронёная сталь. Вик медленно поднял на Люка Палмера глаза. С брови на пол капнула натёкшая кровь. Другая капля попала на ботинок. Вик сощурился, зная, что Люк уговорит Майка выстрелить, и после этой ночи он, Виктор Крейн, позавидует вздёрнувшемуся Чезу Наварро.
– Отстрели ему всё к хренам собачьим, Майки, – сказал Люк. – Не твоими резиновыми пульками, а вот этим.
Майкл сглотнул, не решаясь взять пистолет, но не в силах отвести от него взгляд, совсем как зачарованный. Вик сжал руки в кулаки; в голове его всё звенело, и он понимал: Люк Палмер провел между ними черту невозврата.
Их голоса донеслись до него как сквозь вату. Все его чувства обострились. По спине пробежали мурашки. И боли – что в ноге, что в голове – он теперь совсем не чувствовал.
У каждого человека есть свой предел. Каждому дана мера терпения, и, кажется, к тому моменту он свою исчерпал.
Дождь хлестал так, что с куртки и волос текла вода. Молнии полосовали небо, гром сотрясал воздух. На сердце у Вика тоже было неспокойно, и вдруг он почувствовал: эта буря была не просто так ему ниспослана.
Воздух напитался озоном, горечью асфальта и свежестью, пахнущей сыростью и холодной водой. Майк медлил, занеся руку над пистолетом.
