Ловушка для мягкотела - страница 7
– Ну ладно, в таком случае я не прощаюсь – думаю, увидимся еще!
Он мысленно устремился в этот вагон. Опять-таки откуда-то уверенность у него взялась, что именно так и надо делать. Он почувствовал, как его плавно и упруго подхватило. Белесым туманом рванулись навстречу и назад стены станции, мелькнули в этом тумане фигурки даххов, замерших около трансера в своем «щенячьем» поклоне… Всё точно так же как и в тот раз! И все исчезло. Остался лишь громыхающий вагон, вылетевший через несколько секунд из тоннеля и такой знакомый голос, который под шипение дверей объявил: «Станция…»
Время было совсем позднее – над Москвой стояла летняя ночь. Нет, конечно ее было не сравнить с ночами Арсидаха. Её было не сравнить даже с обычной подмосковной августовской ночью, когда бесконечный Космос смотрит на тебя сверху миллионами своих мигающих глаз, а Млечный путь располовинил бездонное, черное, ночное небо и от всех этих звезд, мерцающих в темной бездне, голова твоя кружится и мысли в нее лезут самые, что ни на есть сумасшедшие. В городе всю эту красоту затмевает искусственный электрический свет, льющийся со всех сторон – из окон домов, от фонарей и вездесущей рекламы. Затмевает и безжалостно убивает робкий, словно огонек далекой свечи, и загадочный, как сам Космос, свет иных миров.
Он поднял голову. Над ним раскинулось темное небо, в котором одиноко мерцало лишь несколько самых ярких звезд, посмевших даже на таком, немыслимом расстоянии поспорить с рукотворными, электрическими звездами людей. Где-то там, может быть как раз около одной из них, видимых даже отсюда, плывет сейчас в безмолвной пустоте загадочный, удивительный мир, который он не забудет уже никогда. А даст бог – то и еще увидит…
…Его сверток был на месте. Еще бы! Уж в чем – в чем, а в этом-то он ни на минуту не сомневался. Это же общеизвестный принцип: «Если хочешь спрятать дерево – спрячь его в лесу». А значит ключи, замаскированные под мусор, придерживаясь вышеупомянутого принципа, следовало прятать, среди мусора. И сработало!
Сторож на парковке, где он оставил свой автомобиль, долго копался в записях, листая заскорузлым, коричневым от никотина пальцем серые страницы амбарной книги и бормоча при этом себе под нос одному ему известные заклинания, в которых, правда, нет-нет да и проскакивали слова, до боли знакомые каждому русскому человеку. Его сиплое, астматическое дыхание говорило о том, что смолил сторож безбожно и смолил, надо понимать, самое непотребное. В подтверждение этого, в его будке висело характерное, кисловато-прогорклое «амбре», состоявший из смеси «ароматов» дешевого табака, который, казалось, пропитал здесь все насквозь, несвежего тела и неистребимого, хронического, похмельного духа. Подобный запах нередко витает в таких вот сторожках, в строительных бытовках, в древних диспетчерских, оставшихся еще кое-где с социалистических времен, да еще на старых, заводских узлах связи.
Поглядывая через плечо сторожа, он терпеливо ожидал окончания поисков. Сколько же машин побывало на стоянке за эти два дня, если сторож не может найти нужную запись? Или… Может здесь прошло совсем не два дня, как он думал? Он уже хотел было спросить сторожа какое сегодня число, но в этот момент нужная запись отыскалась. Оказалось, что он должен, с учетом уплаченного аванса, всего-то только еще за один день. Значит сегодня была суббота, а если уж быть до конца точным, то фактически началось воскресенье. Это его успокоило. Он сходил к своему авто, принес деньги и расплатился со сторожем. Путь был открыт.