Я смотрю на него, как на идиота. Что он такое говорит?
– …Ты же целуешься с давними друзьями при встрече? И на прощание? Мы ведь друзья? – уточняет и улыбается той обезоруживающей улыбкой, которую я помню.
Зачем-то киваю. Действительно, здесь принято целоваться в щеку не только с родственниками, но и с друзьями и просто знакомыми. Меня даже некоторые клиенты расцеловывают.
Никита делает шаг навстречу и смотрит так определенно, что у меня все внутренности скручивает и во рту пересыхает.
Никакой ты мне не друг! Не буду я с тобой целоваться! – стремительно проносится мысль, оставляя сладкое послевкусие последнего слова.
– Давай переиграем, – предлагает и чуть наклоняется.
Сердце пропускает удар. Под ложечкой холодеет, глаза застилает мутной пеленой. Никита слишком близко. Критически! Я чувствую его дыхание на губах. Отступать некуда – за спиной фиатик. Зачем я вообще вышла из машины?!
Черноту неба снова пронзает молния. Вспышка озаряет лицо Никиты, и я фокусируюсь на его зрачках. Он впивается взглядом в мои. Одна секунда этого контакта решает все.
Я сама его целую. Подаюсь вперед и прижимаюсь к твердым губам, еще не осознавая, что этим необдуманным движением вскрываю ящик Пандоры.
Никита отвечает сразу. Не давая опомниться, берет лицо в ладони и безапелляционно врывается в мой рот. Так и планировал. Этот поцелуй был неизбежен, на доли секунды я опередила его рывок.
Мы целуемся как сумасшедшие. Нетерпеливо, жадно, с языками. Тремся изголодавшимися телами, трогаем друг друга. Я впиваюсь пальцами в его плечи, он мнет мои талию, спину, бедра. Это точно не дружеский поцелуй, скорее прелюдия к сексу… по дружбе.
Тотальное напряжение этого вечера трансформируется в дичайшее возбуждение. Тело становится тяжелым и одновременно невесомым. Я земли под ногами не чувствую, но и с места двинуться не могу.
Воздух вокруг сотрясается от очередного удара грома, но его амплитуда ничто в сравнении с внутренней вибрацией моего тела. Пропускаю сквозь себя нереальные амперы. Разряд за разрядом от каждого его прикосновения.
Гордиевский завелся всерьез. Если мы сейчас не остановимся, он трахнет меня прямо на улице. Головой понимаю, что пора тормозить, но никак не могу отлепиться от него. Нравится вот так безбашенно целоваться. Словно не было этих трех лет, словно мы только что познакомились.
Внутренний стоп загорается ярко-красным, когда Никита разворачивает меня спиной к себе и укладывает на капот. Поза срабатывает, как триггер. В памяти отчётливо всплывает нормандский номер с окном на океан. Наша последняя ночь, полная откровения. Дикое, почти животное желание. Яркие, незабываемые эмоции. Я забеременела именно тогда.
Он сказал, что любит.
Утром мы расстались.
Мне было больно. Слишком сильно и изматывающе долго, чтобы забыть. Я старалась. Не вышло.
Очередная вспышка молнии ослепляет и отрезвляет:
Я совершаю ошибку. Будет еще больней.
– Нет! – кричу под аккомпанемент громыхающего неба. Выскальзываю из капкана крепких рук, разворачиваюсь и повторяю. – Нет! Не трогай меня, я не хочу!
Никита моментально отпускает. Руки вперед ладонями поднимает и отступает. Опешил от моего истошного крика. По лицу разные эмоции скользят. Он возбужден и смущен, растерян и взбешен.
– Успокойся, Соня! Не хочешь – не будет. Орать-то что? – рычит.
Дышит тяжело, губы напряжены, глаза необузданной страстью полыхают.
Я дергаю дверцу фиатика. Он наклоняется и поднимает упавший файл с контрактом. Протягивает.
