Маша, вначале опешившая, мгновенно опомнилась и стала вырываться с еще большей силой. А когда его дерзкий язык по-хозяйски проник в ее рот, она дернулась и задела губы мужа зубами. Тут же ощутила на языке привкус крови и задохнулась от ужаса. Неизвестно, как ей удалось дотянуться до стола. Пальцы нащупали рукоять небольшого кухонного ножичка, которым он нарезал фрукты…
– Я убила его, – закончила свой рассказ Маша и без сил опустилась на пол. Она больше не плакала. Казалось, даже слез не осталось. Ничего не осталось. Только пустота и чувство вины. – Амелия спасла мне жизнь. Если бы не она… я не знаю, что было бы со мной.
– Почему? Почему ты не пришла ко мне? Не рассказала все с самого начала?
– Лия не изменяла тебе, – продолжала девушка, словно не слыша его. – Она не способна на такое. Я не знаю, что сказали тебе другие, но в Амелии я уверена на миллион процентов. Что бы ни случилось, ты не должен позволять чужим словам разрушить то, что у вас есть... Это неправильно!
16. Глава 15. Подстава
Есть друзья, которых мы называем братьями, есть братья, которых мы никогда не сможем назвать друзьями…
– Маша… – Он запнулся. Язык будто прилип к небу, слова застряли в горле, встали поперек трахеи, перекрывая дыхательные пути. А что он мог ей сказать? Как утешить, успокоить? Да и возможно ли это, после всего, что она пережила, после всего, что видела?
Его сестренка, его маленькая невинная девочка... Макс ведь поклялся защищать ее, дал слово, что никому не позволит причинить ей боль. Маша – его душа, частица сердца. Она – его все, хоть никогда и не признавался в этом. Она – единственное напоминание о родителях, их отражение, его семья. А как он повел себя с ней? Как относился все эти годы? Думал, что если будет держаться вдали, если максимально отстранится от нее, то тем самым обезопасит Машу, оградит от своего грязного, жестокого мира. Макс ведь из-за этого сослал ее во Францию: надеялся, что враги не доберутся до нее.
Не получилось.
Снова он совершил ошибку.
Сжатые в кулаки руки задрожали, ладони непривычно вспотели, кончики пальцев затрепетали, отдаваясь в каждой клеточке разрядом в сотни тысяч вольт. Внутри все сжалось, стянулось, скрутилось в жесткий клубок оголенных электрических проводов, обжигающих током, пронизывающим его до основания, до самых глубин очерствевшего сердца.
Как же он себя ненавидел! Как презирал за слепоту, за то, что все эти годы был для нее чужим!
– Сестренка... – сипло проговорил он, шагнул к Маше и опустился перед ней на колени.
Словно извиняясь за все, что с ней произошло, Макс попытался обнять сестру. Нежно провел кончиками пальцев по щеке, ощутил обжигающую влагу на гладкой коже и содрогнулся.
Он не больно, но настойчиво сжал подбородок Маши и повернул к себе её бледное лицо, чтобы заглянуть в глаза сестры, такие родные, любимые, цвета летнего неба, чтобы увидеть в них погасшее пламя сестринской любви, одиночество, отчаяние, страх, безразличие. Он оказался достойным только этого.
Когда-то в этих глазах светился восторг и восхищение. Когда-то он был ее героем, защитником, всем... когда-то…
Маша решительно отказывалась смотреть на него. Попыталась отшатнуться, высвободиться из захвата его пальцев. Из её глаз хлынули слезы. Она уже не сдерживала их, они текли по ее щекам, оседая на языке, сквозь стиснутые до боли губы вырывались отчаянные стоны и всхлипывания.
