— Такси — это прекрасно. Просто напиши место, и я сама подъеду.
Мы прощаемся, а я чувствую, что слезы высохли. А еще вижу, что мы наконец доехали. Хочу выйти из машины сама, но Кирилл опережает. Дверь открывается, и надо мной нависает Кирилл. Смотрит на мои пальцы ног, по большей части заклеенные пластырем. По этой причине я всегда ношу колготки. В босоножках эту «красоту» видно. А там нет ничего привлекательно. Но я уже привыкла к этому, смирилась, что за все приходится заплатить. За возможность танцевать-красотой ступней. За возможность быть с Кириллом-гордостью.
— Не возбуждает? – злюсь я, потому что он все еще смотрит, а он вдруг пожимает плечами. Ну да, у него же сестра балерина, он, наверное, не раз это видел.
— Скорее наоборот, — мой удивленный возглас тонет во вскрике, потому что он хватает меня за ноги и буквально вытаскивает наружу, легко подхватывает на руки и закрывает машину.
— Я могла дойти сама.
— Конечно.
— Не надо меня нести.
— Ты еще скажи, что тяжелая.
— Нет, просто не стоит. В конце концов мне неудобно и некомфортно. И вообще я стесняюсь.
— После того, как мой язык побывал в твоей киске, стесняться поздно, не находишь?
Я буквально спрыгнула с его рук в лифте. Отвернулась, чувствуя ногами металлический пол, но лучше так, чем слушать это. Лучше так, чем чувствовать его желание стучащее в груди. Сейчас ему ничего не стоит превратить мою гордость в жажду, котору я по нему испытываю. И чем дальше, тем хуже.
— Разве не так?
— Если ты пытаешься меня смутить, то у тебя прекрасно выходит, так что прекрати. Это можно сказать, было помутнение.
— Какое-то неравноправное получилось помутнение, — говорит Кирилл, пока я дверь открываю. Но стоит открыть дверь, как Кирилл толкает меня вперед. А затем на себя дергает и к стене прижимает.
— Что ты творишь, — еле выговариваю , пока он бедра мои сжимает, нависает, а я в глазах плещется столько похоти, что у меня ноги подкашиваются. И вот уже грязное и пошлое становится с ним почти необходимостью. – Что ты творишь.
— Ты кончила…
— Ну я ведь не просила, — еле выговариваю, облизывая губы. – Ты сам… Сам проявил инициативу.
— Ну а теперь, ты прояви инициативу, — тянет он мою дрожащую руку к своему паху, а большим пальцем другой-губы мои сминает.
Его пальцы уже расстегивают ремень, а звук ширинки в тишине нашего шумного дыхания как искра в сухой листве. Она, как разум, тут же полыхать начинает, шепча мне сделать сейчас все, как он хочет. Потому что завтра я буду трезвой, завтра я пойду на свидание с другим и больше никогда не подпущу к себе Кирилла. А сейчас можно все списать на коктейль и желание сказать "спасибо" за первый оргазм в моей жизни.
В руку ложиться тот самый, идеальный размер, который еле могу обхватить пальцами, а на плечо давит рука Кирилла, словно веревка на шее, не дающая вырваться. А я и не хочу. Стоит только ощутить запах мускуса, только увидеть перед собой набалдашник крупного члена, как в висках стучит кровь, а рот слюной наполняется.
— Не сглатывай слюну, а на него спусти...
Я даже не думаю отказываться. Выпускаю слюну строго на ствол, увитый выделяющимися венами. Провожу рукой по всей длине от мешочков до крупной головки.
— Посмотри на меня, — слышу хрип и поднимаю голову, чувствую как от переизбытка эндорфинов, готова хохотать. – Теперь открой рот. Вот так. Шире. Язык достань.
Я делаю, как он велит, но ничего не происходит. Он просто смотрит на меня, не отрывая взгляда. А потом головка, бархатная, нежная начинает водить по моим щекам, губам, шлепать язык. Пока в какой-то момент, не заполняет рот, не двигаясь внутри. Просто пульсируя и словно ожидая команды.
