Однако телохранитель под дверью больничной палаты, Хаванский здесь и давние слова Марка об опасности, которая может мне грозить, не вяжутся с версией об аварии.
– Кто-то пытался его убить? – переспрашиваю, так и не дождавшись ответа.
– Никаких комментариев. Я предупредил.
– Проклятие! Да что за день такой?! – Я все же бью Клима в грудь. Раскрытой ладонью. Не жалея ни себя, ни его.
– Хреновый.
Вместо того чтобы отойти или выругаться, Клим берет меня за руку и дует на раскрасневшуюся от удара кожу.
– Тот амбал… – Дергаюсь, словно от электрического разряда. – В отделении интенсивной терапии… Я не помню его. У Марка не было такого телохранителя. Это ты приставил к палате этого цербера?
– Какое слово во фразе «Никаких комментариев» тебе не понятно?
– Твою мать, да хоть на один вопрос ты можешь ответить?! Это твоя охрана или нет?
– Через… – Клим смотрит на часы, – пару минут станет твоей.
Отпустив мою руку, он кому-то машет, и в нашу сторону сразу же выезжает огромный уродливый джип.
Когда железный мутант останавливается рядом, Хаванский распахивает пассажирскую дверь.
– За рулем Николай. Он отвезет тебя, куда нужно, – представляет водителя и протягивает мне руку.
– Мне не нужен извозчик. Я на машине. – Кивком показываю на свою ласточку.
– Не нужно обижать Николая. Он не извозчик, и ты прекрасно это поняла.
– У меня еще дела… В офисе.
– Значит, вначале в офис, – командует охраннику Клим. – А потом домой.
Все это ни капли не похоже на помощь или заботу. Скорее на полицейский конвой. Но я так сильно хочу сбежать подальше от Хаванского, что не спорю. С тоской оглядываюсь на свою машину и, проигнорировав протянутую руку, сама забираюсь в салон.
***
Как только джип трогается с места, набираю номер Германа. Именно ему я собиралась звонить до встречи с Климом и у него просить помощи. Связей Германа должно хватить, чтобы добраться до заведующего отделением, а если понадобится, то и до главврача.
Рассматривая пейзаж за окном, слушаю гудки. Мысленно повторяю: «Ну ответь же!» Однако ни после пятого, ни после десятого гудка друг не снимает трубку.
– Сговор какой-то… – Бросаю телефон в сумочку. – Мудацкая мужская солидарность.
От напряжения начинает болеть голова. Уже и не верится, что час назад я переживала из-за подрядчиков и поставщиков. Все это кажется мелочью в сравнении с аварией.
Неизвестность пугает намного сильнее. За прошедший месяц я почти забыла о предложении Марка выкупить акции. Убедила себя, что ничего не случится и я смогу работать так же, как и прежде.
За эти четыре недели ни разу не поторопила Германа с поиском спонсора. И вот теперь…
Наклоняюсь ближе к водителю:
– Николай, вы ведь давно работаете на Клима?
– Четыре года.
– Тогда, возможно, и мужа моего знаете, Марка Шаталова?
– Возможно.
– А что с ним случилось? Ваш босс в курсе. Вы, вероятно, тоже.
– Я не могу об этом говорить.
– Хорошо, – выдыхаю сквозь зубы. – Изменю вопрос. А как состояние Марка? Он скоро сможет выйти из больницы и вернуться к нормальной жизни?
– Об этом тоже не могу говорить.
– Клим как-то замешан? Это он виноват в аварии?
Нервы звенят от напряжения. Я должна выяснить хоть что-то. Согласна и на намек.
– Простите, – извиняющимся тоном басит охранник, – об этом тоже распространяться не велено.
– Да у вас крепостное право, что ли?! – Я бьюсь затылком о спинку кожаного сиденья. – Князь Хаванский, – шепчу себе под нос и лишь сейчас замечаю, что пальто заляпано грязью, а на сапоги нельзя смотреть без слез.
