– А как насчет предохранения от беременности? – Я вспомнила о своих пилюлях и еще раз подумала, что мне с ними очень повезло.
– Медсестра из департамента здравоохранения, Энн Лэнг, по моей просьбе возила ей все, что только могла: презервативы, диафрагмы и прочее, но она все равно забеременела и произвела на свет своего младшего, Родни. Если мы получим доступ к новым противозачаточным пилюлям, то я буду прыгать до неба, вот только те из здешних, кому они больше всего необходимы, не так дисциплинированны, чтобы принимать их по схеме…
– Как же вы добились согласия от комиссии по евгенике?
– Я вспомнила правило «ста двадцати». Умножаешь ее возраст – тогда ей было тридцать три – на количество ее детей, и если произведение превышает сто двадцать, то ее можно стерилизовать. Пять раз по тридцать три – и пожалуйста! Я обратилась к комиссии, и после рождения Родни Лите сделали лигатуру труб – так называется перевязка фаллопиевых труб. Видели бы вы ее благодарность!
Я пригляделась к веревкам с бельем. Издалека трудно было разобрать, что на них сушится, но это не мешало представить, сколько Лите приходится трудиться в доме, полном мальчишек.
– Разве отец… то есть отцы не должны им помогать? Финансово?
– Посмотрите на это поле, Джейн!
Я послушалась – и вдруг увидела работающих на нем людей в новом свете. Теперь это были не безликие автоматы, а мужчины, которым в конце дня требовались постель и женщина. А домик миссис Джордан стоял у самого края поля, где они горбатились…
– Это мог быть кто угодно из доброй сотни, – продолжила Шарлотта. – Вернее, пятеро из сотни. Для многих здесь жизнь очень уныла, так разве можно осуждать их за стремление хотя бы к маленькой радости? – Она говорила с сочувствием. – Иногда они находят ее в постели, иногда в бутылке. Что угодно, что ненадолго дарит удовольствие, будущее-то совершенно беспросветно.
Я кивала, обмахивая ладонью лицо. Мне было стыдно, что я так взмокла: кожа Шарлотты оставалась совершенно сухой.
– Вот так-то! – Она улыбнулась. – Увидите, мамаш у нас хоть отбавляй, а папаш раз, два и обчелся. Сплошное беспорочное зачатие!
Я рассмеялась.
– Всегда проверяйте, не живет ли в доме мужчина, – сказала она. – С Литой это не так важно, но некоторые женщины скрывают, что с ними живут мужчины, чтобы не прерывать поступление социальных выплат.
Как такое проверишь?
– Что вы делаете для этих семей? Что МЫ делаем?
– Много чего. Определяем, какую помощь они получают, и проблемы, которые надо решать. Эвери – мальчишка Джордан со слабым зрением – уже не мал, ему пятнадцать, а на вид можно дать еще больше. Раз в неделю я вожу его в Рейли, к окружному преподавателю азбуки Брайля – если меня не подменяет кто-нибудь из их церкви. Потом эта ответственность ляжет на вас.
Я представила себя водителем слепого подростка. О чем бы я стала с ним говорить?
– Как вы добиваетесь от людей откровенности? – Я подумала о сокровенных беседах Шарлотты с Литой Джордан о предохранении от зачатия.
– Надо научиться слушать.
– И тогда они автоматически выложат самое наболевшее?
– Для этого надо только повторить услышанное. Вам говорят: «Не знаю, за что хвататься!» Вы в ответ: «Не знаете, за что хвататься?» Удивительно, но от этого пробка вылетает со страшной силой!
– Неужели? – Это прозвучало глупо. Уж наверное, она лучше меня знала, как все это работает.
– Можете мне поверить. Я дам вам полезные книжки.
