Я посмотрела на парня в черных роговых очках. Мне было очень жаль его: неужели с его зрением все и вправду так плохо?
– Таким он был пару лет назад, – уточнила миссис Джордан. – Теперь он совсем большой.
– Это верно, – подтвердила Шарлотта.
Я шагнула к последней фотографии.
– Это, наверное, Шина. – Вылитая мать, тот же экзотический разрез глаз.
– Да, мэм. Очень по ней скучаю. – Она поджала губы. – Скучаю по моей девочке.
Мне хотелось узнать, почему Шину отдали в другую семью, но Шарлотта тронула меня за локоть.
– У нас впереди еще несколько семей, – сказала она.
– Одежда, – напомнила я.
– Действительно! – Можно подумать, она не вспомнила бы без моего напоминания. Мне ни секунды в это не верилось. – Давайте достанем одежду.
Мы оставили Лите Джордан три мешка одежды и уселись в машину.
– О чем вы с ней беседовали в конце? – спросила меня Шарлотта, поворачивая ключ зажигания. – О фотографиях?
– Да, а что? – Я напряглась, готовая к осуждению.
– Все правильно, – одобрила она. – Так и надо делать, чтобы они раскрылись. Чтобы добиться их доверия. Вы коснулись сокровенного, а она в ответ испытала к вам естественную симпатию.
Я облегченно перевела дух.
– Спасибо. Я подумала, не привезти ли ей рамки для фотографий. Жалко, что они висят вот так, прилепленные к стенке.
– Сначала спросите, хочет ли она этого. Никогда не знаешь, почему люди поступают так, а не иначе. Мало ли, вдруг у них в семье такая традиция – лепить фотографии на голую стену! – Она усмехнулась. – Хотя как-то сомнительно…
Я приготовилась спросить про дочь миссис Джордан, Шину, но Шарлотта указала пальцем влево, на деревья:
– Вон там живут Харты.
Я попыталась преодолеть взглядом зеленую завесу, но ничего не разглядела, кроме древесных стволов и густой тени. Где-то там обитала странная девушка Мэри Элла и ее блуждающая сестра Айви. Мне не терпелось услышать их историю.
Среда была третьим днем уборки. Ох и длинный выдался денек! Когда все работники разошлись, меня можно было выжимать, но все же я выстояла. Я осталась у табакосушильни одна. Я терла пальцы половинкой зеленого помидора, чтобы избавиться от табачной смолы, полная надежды увидеться с Генри Алленом, прежде чем уйти домой. Я знала, что он работает под навесом на другом краю поля. Мы не договаривались о встрече этим вечером. Предстоял третий вечер подряд с ним врозь. Накануне мы не виделись по моей вине. Меня не отпустил на полуночное свидание малыш Уильям: своим кашлем он разбудил Нонни и Мэри Эллу, так что мне было не улизнуть. Этим утром Генри Аллен удивленно на меня взглянул и спросил, почему я не пришла, а я ответила: «Уильям прихворнул». Это все, что мы друг другу сказали за весь день, и я с ума сходила, глядя, как он тащит к нам в сушильню салазки с табаком, а потом уходит, не перекинувшись со мной ни единым словечком. Сейчас любой заметил бы, что я лодырничаю. Половинка помидора расквасилась, а пальцы у меня так и остались липкими.
Когда я смывала водой из ведра помидорный сок с рук, на дороге появилась Нонни. Она очень торопилась и едва касалась земли своей клюкой. Ну и перепугалась я! Самого дня смерти отца я не помнила, но то чувство, которое у меня тогда было, всегда оставалось со мной. Горячечное, паническое чувство. Вот и сейчас при виде приближающейся Нонни я испытала примерно то же самое.
Я выронила помидор и бросилась ей навстречу, помня синюю мордашку Уильяма во время ночного приступа кашля. В это время дня он всегда был с Нонни, но сейчас она пришла одна.
