Он силой заставил себя остановиться, отшатнулся с невольным стоном прочь.
– Да простит госпожа мою дерзость, – хрипло выдохнул он, – Я позволил себе забыться.
– Продолжай, – насмешливо бросила она, – Мне понравилась твоя дерзость.
Он поднял на нее пылающий взгляд, в котором отразилась все та же борьба жажды обладания с отвращением. Как же все-таки она порочна! Неужели ей все равно, кто приласкает ее сегодня?
– Пожалуй, я откажусь от столь великой чести, – проговорил он совершенно серьезно, поднимаясь на ноги.
Юлия поднялась вслед за ним, взирая на него чуть удивленно и заинтересованно. Еще никто не посмел отвергнуть ее, когда она просила о близости.
– Сам виноват, – промолвила она глядя в непроницаемо черные глаза молодого раба, – второго шанса у тебя уже не будет.
Развернувшись, она еще раз сверкнула в его сторону взглядом, манящим и насмешливым одновременно, намеренно задела его бедро рукой и пошла прочь. А он едва удержался от желания поймать ее за полы развевающихся одежд.
Большой цирк помещался в долине между двумя римскими холмами Палатином и Авентином. По форме он представлял собой вытянутый эллипс – девятьсот шагов в длину и двести двадцать пять в ширину. Места для зрителей шли ярусами – нижние каменные, предназначались для родовитых патрициев и всадников, верхние – деревянные для народа попроще. С двух коротких сторон в промежутках между холмами напротив друг друга располагались ворота Помпы и Триумфальные ворота. Над воротами Помпы – ложи магистрата, устраивающего игры. Здесь обычно восседал Домициан с супругой, нынешний император, «государь и бог» как он велел величать себя с недавних пор.
По центру, вдоль беговых дорожек, со смещением в сторону триумфальных ворот, тянулась узкая платформа, украшенная египетскими обелисками и колоннами с перекрытиями. Платформа закруглялась с обеих сторон, завершалась конусами – метами – по три с каждой стороны.
Утром Юлии пришлось некоторое время провести на кухне, отдавая последние распоряжения, поэтому на свой балкон, к гостям, она вышла как раз тогда, когда из-под ворот Помпы показалась торжественная процессия во главе с цезарем и консулами.
Впереди на золотой колеснице, запряженной белоснежной четверкой, ехал великолепный Тит Флавий Домициан, государь и бог, разряженный в пурпурные, расшитые золотом одежды. Его чело венчала золотая тиара с изображением всей капитолийской триады: Юпитера, Юноны и Минервы.
За ним в колесницах, запряженных черными парами, чуть менее роскошных, где золотыми были только выбитые на бортах гербы и навершия, следовали избранные на этот год консулами Тит Аврелий Фульв и Марк Азиний Аттратин. Это они устраивали сегодняшнее представление, празднуя вместе с избравшими их римскими гражданами, победу в долгой предвыборной борьбе.
Поверх белых туник консулов, с вышитыми на них пальмовыми листьями красовались пурпурные тоги. В руках аквиллы из слоновой кости. Над головой каждого рабы держали золотые венки, выполненные в виде дубовых листьев.
За консулами тоже в колеснице двигался Марк Аррецин Клемент, друг и соглядатай императора, уже третий год подряд занимающий должность городского префекта.
За консулами и Клементом шли их клиенты и родственники, празднично разряженные, счастливые возможностью покрасоваться перед многочисленной римской публикой. Дальше в открытых носилках двигалась жена Домициана – величественная и прекрасная Домиция Лонгина, одетая в простой белый пеплум и песцовую накидку. За ней – музыканты с рожками, флейтами, длинными трубами и тимпанами, потом возницы, участвующие в сегодняшних заездах. Следом в окружении жрецов, в дыме курящегося ладана везли божественные символы: живых сову и павлина – птиц Минервы и Юноны соответственно. В деревянной, отделанной слоновой костью часовенке – золотые стрелы Юпитера.
