Носит Морейо вино ему: гпо-по!
Одиннадцать лун любуются танцем,
Золото с черным: старший брат наш прекрасен!
Нынешним «старшим братом» Аритсара, то есть императором, был Олугбаде Кунлео – прямой потомок Энобы Совершенного. Я мурлыкала себе под нос эту песню, прогуливаясь в манговом саду. Пробираясь сквозь заросли, я разговаривала с невидимым первым правителем, делясь с ним мыслями по поводу аритской истории и управления страной. Иногда я представляла, что он смотрит с облаков, согревая мои голые плечи своим солнечным одобрением. Какой же он, должно быть, великий человек, раз объединил так много земель!
Дирма. Нонт. Джибанти. Названия королевств Аритской империи отдавали чем-то острым на языке. Я тосковала по этим далеким местам, которые учителя описывали так живописно…
Молочные фермы Морейо. Ночные празднества Ниамбы. Снежные пики Бираслова. Коварные тропические леса Кетцалы.
Я лежала на спине, глядя на манговые деревья, и пыталась представить высокие дома Олуона – столицы нашего божественного императора. Даже в Суоне имелись свои загадки. Я никогда не покидала саванну, но слышала истории о густых зарослях деревьев какао и о рынках, где женщины носят в корзинах на головах засахаренные плоды папайи.
Но еще больше, чем о городах и тропических лесах, я мечтала о том, чтобы меня не называли демоном.
Я завидовала детям, которых видела вне стен усадьбы Бекина: они сидели на руках у бабушек и дедушек, бегали наперегонки с братьями и сестрами. А меня только Леди касалась добровольно.
Однажды утром, наблюдая за караванами из окна, я выучила другую песню.
Одиннадцать лун вокруг трона танцевали,
Одиннадцать лун вокруг солнца сияли,
Сияли славой, славой.
Но рушились империи, а люди предавали.
Солнце-Луч-Солнце вновь будет всеми править,
Когда все сказано, сказано,
И все сделано, сделано.
Мне понравился зловещий ритм. Я шептала эту песню, словно заклинание, разгуливая по усадьбе, пока меня не позвала учительница. Она спросила дрожащим голосом, где я услышала такую бессмыслицу. Я рассказала ей… и на следующий день все окна в кабинете оказались заколочены наглухо.
Я пыталась оторвать доски, пока пальцы не начали кровоточить. Окна были моим спасением, порталом в Аритсар – ведь так я чувствовала себя менее одинокой. Как они посмели?
Но окна исчезли, как исчезала Леди, Мелу и все остальное, что было мне дорого.
Я угрожала поджечь кабинет.
– Я сделаю это! – выла я. – Почему бы и нет? Со мной-то ничего не произойдет. А ваши свитки – сгорят. И вы тоже!
Учителя побледнели.
– Мы не можем научить тебя всему, – говорили они, перевязывая мои израненные руки. – А эта песня запрещена.
Как и Леди, наставники тоже имели привычку пропадать на несколько месяцев. Обычно это случалось после очередного визита Леди, когда она находила мои успехи в учебе неудовлетворительными. Тогда привычных учителей на время сменяли новые, еще более нервные.
Вот и на мой одиннадцатый день рождения две новые персоны прибыли в усадьбу Бекина. Сопровождал их самый желанный для меня подарок.
– Матушка! – воскликнула я, бросаясь к ней, чтобы обнять.
Окрашенное воском одеяние Леди царапнуло мне лицо, когда я прижалась к матери. Она нежно дотронулась ладонью до моей щеки – я вздрогнула, но прикосновение было приятно.
– Привет, Сделана-из-Меня, – сказала Леди, отстранилась и вновь напела пугающую колыбельную: – Я – моя. Она – это я, и она – лишь моя.
