Лучистая. Из жизни Звездолётика и Паровозика - страница 2




Сорока

Твой номер – №40 в стихопаблике моём.
Скажи мне – это мало или это дофига?
Здесь нет случайных лайков.
Здесь душа – дверной проём.
Здесь вряд ли кто приемлет лошадиные бега.
Приветики, Сорока-белобока ты моя!
На что же подписалась ты, вернее – на кого?
Прескверный я мальчишка,
друг больного воробья.
Среди зверей с рогатками – друзей ни одного.
Ценитель вольной Музыки, вселенской Красоты
и прочих непрятных золочёной массе сфер.
Любитель рифмоделия,
но больше – Доброты.
И вот уже недели две как твой – Володя Сквер.
Недавно мне сказали, что «элитный» я поэт,
я искренне смеялся —
вместе с тем, кто так сказал.
Но если присмотреться —
супермаркетов здесь нет
(хотя дорогу помню до сельмага и назад).
В подписчиках – рок-звёзды,
поэтессы высших проб…
И ты – оплот спасения заблудшего мирка.
Люблю тебя… и всех…
при том, что старый мизантроп —
я, кстати, не припомню своего здесь номерка.
Здесь мало земляков моих, здесь нет моей родни,
никто не отмечает впуск и выпуск новых книг.
Ты знаешь, допускаю, что и вовсе мы одни —
по крайней мере, в этот
виртуальный бложий миг.
Я счастлив, что с тобой
мы познакомились офлайн,
сие и правда много – для времён а ля эфир.
Ну, ладно… «Многа букаф» —
где должно быть больше тайн.
Спасибо за лазейку в настоящий Божий мир!

«Совсем недавно – в первых числах сентября …»

Совсем недавно – в первых числах сентября —
ко мне наведался дружбан по институту,
солидный дядя, голова не без царя,
любитель выпить – не любитель бить посуду.
Он рассказал мне о своих айти-делах,
я поделился – чем живут сейчас поэты…
А у ворот стояли «Порш» и «Кадиллак».
Шучу, немного побюджетнее кареты.
Пошутковать мы с другом оба мастаки,
но я сказал ему в серьёзную минуту:
«Андрюх, мне жаловаться – как-то не с руки,
ведь я любви успешно вызнал амплитуду».
Была любовь, теоретическую часть
мне преподавшая – как есть, и между строчек.
Была «нормальная» любовь. Кипела страсть!
Пришла разумная любовь – важнее прочих.
И я об этом с умным видом говорил —
мол, всё, до пенсии дожил, и дзен постигнут.
…А помудрее мальчик, полный юных сил
кромсал в душе моей подсохшую мастику.
Как я забыл, что пацанята-лучники
поэтов держат днём и ночью на прицеле,
и потому не остывают очаги
ни в шалаше, ни в мезонете, ни в отеле?
Спустя два месяца я вызван был туда,
где всё решается легко, в природном стиле.
Недалеко от Воробьёвского пруда
мою любовную усталость… пристрелили.
Но мне запомнился иначе тот момент —
как я иду, шагов не слыша, по подвалу,
и вдруг святой Аполлинарии джаз-бенд
возносит жизнь мою в Божественную залу.
Я утоляю жажду ягодной водой,
приняв её – с могучей аурой светлейшей —
из рук самой Аполлинарии святой…
И возвращается в подвал совет старейшин.
Мораль стихии, мой читатель, такова:
любовь настигнет и зануду, и паяца.
Всегда диктует что-то сердцу голова,
и никогда не будет сердце подчиняться.
Нет, я разумную любовь не предаю,
и не предам – на то мы, верно, и разумны.
Но вот и ночь… Безумно любящий – в строю,
отряд безумных вновь натягивает струны.

S-n-S

Я ждал тебя, мой дофаминовый укол…
Не спал, не ел, не отвлекался на работу.
Мне помогала вера в Жизнь и Рок-н-Ролл,
хотя последний утопил в Шантарске ноту.
Кому и что за эту ноту предъявить?
В небесной тьме таких, как я – квадриллионы.
И есть для каждого спасительная нить.
Крышует нас, земных, Мадонна Карлеоне.
Но дверь открылась, и за ней стояла… ты.
Не Фрау Шприц, а в пиджачке прикольном Фея.