– Ах! Как это грустно…
Раньше я завидовал актерам: они могут видеть себя молодыми, стройными и влюбленными.
– Сколько это мне здесь? Двадцать-двадцать пять… – вспоминают они. – А сейчас я думаю: как хорошо, что я не актер! Не хочу себя видеть молодым и влюбленным в нее. Ведь уже пять лет, как ее нет, а я есть, и я старый и одинокий… Нет! Хорошо, что я не актер… Достаточно фотографий.
– Да что это со мной сегодня? – спросил он себя. – Мне ведь еще не восемьдесят… И Хана моя при мне…
– The falling leaves drift by my window… – поет Эдит Пиаф. На все кафе. И у него такое ощущение, что актриса поет оттуда, где она сейчас…
The falling leaves of red and gold
I see your lips the summer kisses
The sunburned hands I used to hold
И он чувствует прикосновение грусти. А Эдит Пиаф продолжает:
Since you went away the days grow long
And soon I'll hear old winter's song
But I miss you most of all my darling
When autumn leaves start to fall
(Падающие листья дрейфуют под моим окном,
Падающие листья красного и золотого цвета.
Я вспоминаю твои губы, летние поцелуи,
Загорелые руки, которые я держал…
Дни стали очень длинными без тебя,
И скоро я услышу песни зимы.
Но знаешь, когда мне больше всего тебя не хватает,
любимая?
Когда осенние листья начинают опадать)
«Так в чем же смысл жизни? – подумал Эзра. – И есть ли он вообще?
И опять он вспоминает фильм… Нет! Он видит…
Актер, еще молодой, подходит к ее дому… Заходит в подъезд… Садится в лифт и поднимается на ее этаж… Подходит к ее двери… Указательным пальцем нажимает кнопку звонка… Мы слышим один короткий звонок. Мы видим, как он прислушивается. «Интересно, она дома?» – проносится в его голове. За дверью ничего не происходит, тишина… И он никак не может решить, звонить ли еще раз. И внезапно мы слышим шаги, а затем сонный, как нам кажется, голос спрашивает:
– Кто там?
– Я! – смущаясь, говорит он.
– Ты?! – радостно спрашивает она.
– Я! – радостно говорит он.
Резко и широко распахивается дверь. Она молодая и голая в лучах утреннего солнца. Он ничего не видит: солнце бьет прямо ему в глаза. Он видит (и мы тоже) только ее силуэт. Желто-золотистые цвета… Ее счастливая улыбка… Она бросается в его объятия… И они соединяются в одно целое…
Ах! Какая красивая сцена… Нет, не сцена, а картина, и они, застывшие в ней…
И…
Эзра поворачивает голову к девушке. Она действительно хороша и чем-то напоминает актрису. Она одиноко сидит за своим столом и ждет того, к кому пришла, и не подозревает, как быстро все проходит. Ему вдруг захотелось подойти к ней и сказать:
– Знаешь, дорогая… Мы не можем изменить конец… Это невозможно!
Я вспоминаю…
Она голая… Надевает мой халат… Хитро улыбается… Он для нее невероятно большой: длинный и широкий. Она может обернуть себя им три раза. Выглядит она потрясающе. Смуглое тело… Великолепная фигура… Длинные ноги… Маленькая грудь… Рыжие волосы и прическа а ля Анжела Дэвис… Она распахивает халат и медленно, с улыбкой и рычанием, приближается ко мне. Я стою завороженный и голый. Нет! Мне красивой такой не найти… Она надевает мой черный галстук, другой, красный – мне… Смотрит на нас в зеркало. Мы голые и в галстуках…
– Мы такие с тобой красивые… – И склонив голову набок: – И элегантные…
Затем она медленно поворачивается ко мне, обнимает меня, держа края халата, и мы вдвоем внутри халата. Ах! Как же это уютно… Я могу стоять так вечность… Или нет? Она опускает руки ниже моей попы и поднимает меня. Откуда у нее силы поднять меня? Все с тем же рычанием она бросает меня на кровать. Прыгает и садится сверху… смеется… я лежу на спине, она сидит на мне, раздвинув ноги… распахнутый халат… ее маленькая грудь… Нет! Мне красивой такой не найти… Она наклоняется, прижимается маленькой грудью к моей груди… И наши сердца бьются как одно… Или нет? И она шепчет мне на ухо:
