По заснеженному Троицкому мосту мы добрались до Петроградской стороны.
– Шумно здесь. Или сойдёт?
Она кивнула. По углам заведения расселись две или три компании, но у стойки, освещенной узкими, как перевернутые бокалы, зелёными лампами, было пусто. Я взял из её рук пальто. Под ним оказался длинный вязаный кардиган, почти полностью скрывавший её блестящее платье. Она торопливо сняла и его тоже, но потом, поежившись и нерешительно оглядевшись, надела снова.
Мы заказали выпивку, после чего на несколько секунд повисло неизбежное молчание, которое первой нарушила она.
– Витя… э-ээ Виталик…
– Друзья зовут меня Латыш.
– Латышу надлежит быть высоким блондином! – улыбнувшись, заметила она. Впрочем, без укора в том, что я не высокий и не блондин.
– Это от фамилии.
– Ты всегда так вечера проводишь?
– Нет. Но и не слишком редко. А что? – надеюсь, она сейчас не начнёт строить выводы вслух.
– Да так… Ты так уверенно выбрал, куда ехать. А как называется это место?
– «Чёртово болото». Люблю его именно за название. По крайней мере, честно.
Бармен поставил перед нею «дайкири», передо мной – «манхэттен». Беседа затухла, не успев разгореться.
– Сейчас всё будет! – ответила на мои мысли Марго (мы все же сообразили познакомиться, перед тем как выпить). – Главное говорить о чём-то, а отвечать можно и невпопад. Ты под этой лампой зелёный, как Шрек.
– Зато не выгляжу занудой. Почему ты со мной поехала?
– Снегу много. Что ты делал до этого?
– Разводился, лечил головную боль, думал об одной девушке. Ты понимаешь, о чём поёшь?
– С пятого на десятое. Я плохо знаю французский. От кого ты скрываешься?
– От зимы и от людей, которые мне не звонят. А ты? От прошлого?
– А также от настоящего.
– Разве сейчас не настоящее?
– Нет. Оно там, за дверью, поджидает нас. А мы сидим в болоте, как партизаны.
Мы пересидели две из трёх весёлых компаний, много чего переговорили и выпили и, когда вышли из бара, часы успели досчитать до половины третьего пополуночи.
Я довез её до угла Малого проспекта, откуда виднелась фабричная кирпичная труба. Настойчиво отказавшись от моих предложений подвезти её ближе к дому, она пропала в снежном тумане улицы.
«Если бы сейчас было лето, я сказал бы, что вот-вот пойдет дождь», – подумал я, не отрывая глаз от монитора. Электрический свет действительно стал желтее, а со стороны ему не было никакой помощи – за огромным окном низко над городом клубилась мокрая предгрозовая темнота.
День прошёл, только его и видели. Один из тех, что нипочем не вспомнишь, даже если от этого будет зависеть твоя жизнь. Память не заморачивается и их хранением, словно на них стоит пометка «после прожития сжечь».
Сегодняшний спас Макс. Он вломился в нашу офисную нору так, что дверь жалобно крякнула петлями, которых едва не лишилась, а остановить его смогло только самое удобное клиентское кресло, сгодившееся в качестве отбойника. Причём в руке у него уже дымился огромный картонный стакан чая с нашей кухни на этаже – Макс пришел потрендеть и деликатно давал понять, что в ближайший час его выставить не удастся.
– Опять работу прогуливаешь?
Макс покачал головой и продемонстрировал руку в лангетке.
– Сачкую на законных основаниях. Хоть наш начальник участка и орет, что меня уволит, каждый раз, когда я что-то себе ломаю или разбиваю.
Приглушенное фырканье, как при стереоэффекте, раздалось со всех сторон – даже раздолбай Гарик нырнул за свой ноутбук, и ирокез на его макушке трясся.
